Зелёный король - стр. 5

Несколько дней подряд он спал практически беспробудно. В это время в лагере случился инцидент. К Стрэчену обратилась делегация бывших заключенных с просьбой избавить их от общества этого «милого эсэсовца». Они обозвали его очень грубо, и требование их было достаточно категоричным. Но маленький рыжий майор из штата Нью-Мексико оставался спокойным, как каменная глыба. Впрочем, у него было полно других забот: здесь, в Маутхаузене, ежедневно умирали сотни людей.

По поводу судьбы парня он вызвал меня и сказал:

– Займитесь им, Сеттиньяз. Без вашей помощи он может умереть.

– Но ведь я не знаю даже его фамилии.

– Этот парень – ваша проблема, – резким тоном ответил Стрэчен. – Выпутывайтесь из этой истории как хотите.

Все это происходило утром 7 мая. Сеттиньяз дал указание перенести парня в барак, куда собрали всех, чья дальнейшая судьба еще не была решена. Дэвид был зол на себя самого, а мысль о том, что спасенный им незнакомый юноша в чем-то виновен, не давала покоя.

Несколько раз он заходил в барак с намерением побеседовать с юношей. Лишь один раз Дэвид застал его бодрствующим. Странный, серьезный и мечтательный взгляд был немым ответом на все вопросы.

– Ты узнал меня? Это я вытащил тебя из могилы…

Молчание.

– Я хочу узнать твое имя и фамилию.

Молчание.

– Ты австриец и должен сообщить о себе своей семье.

Молчание.

– Где ты учился французскому?

Вопрос остался без ответа.

– Я очень хочу помочь тебе…

Юноша по-прежнему лежал лицом к стене, молча, закрыв глаза.

На следующий день, 8 мая, одновременно с сообщением о капитуляции Германии из Мюнхена в лагерь прибыл капитан Таррас.

Джордж Таррас жил в Джорджии, но родился не в Америке. Он родился в Грузии. Еще в Гарварде Сеттиньяз удостоверился, что Таррас – русский аристократ, эмигрировавший в США в 1918 году. В 1945-м году ему исполнилось сорок четыре года. Казалось, что в жизни он преследовал одну главную цель – убедить как можно большее количество жителей планеты в том, что он не самый серьезный и влиятельный человек на земле.

Он питал отвращение к сентиментальной чувствительности, даже абсолютно естественной, а не наигранной, считая ее проявлением элементарной человеческой глупости. Возможно, из-за этого на его лице постоянно присутствовало язвительное выражение, казалось, злая шутка готова была сорваться с уст в любой момент. Он превосходно знал английский, бегло говорил на многих других языках: немецком, польском, французском, русском, итальянском и испанском.

Едва появившись в лагере, он повесил на стенах своего кабинета стенды с самыми жуткими фотографиями, сделанными Блэкстоком в Дахау и здесь, в Маутхаузене.

«Когда мы будем допрашивать этих господ преступников, которые будут выкручиваться и нести нам чушь, мы сможем ткнуть их носом в свидетельства их гнусных преступлений» – примерно так рассуждал Таррас.

Абсолютно решительно он закрыл несколько расследований, проведенных Сеттиньязом.

– Это все мелочи, студент Сеттиньяз. Где дела серьезные?

Дэвид рассказал о вызволенном им лично из могилы юноше.

– Как, вы не знаете даже его фамилию? – удивился Таррас, выслушав известную историю спасения потенциального покойника.

Сведения о спасенном юноше были крайне скудными. Его фамилии не было ни в одном немецком списке узников, прибывших в лагерь в последние месяцы 1944 или первые месяцы 1945 года. В этот момент в Германию и Австрию начали свозить десятки тысяч заключенных, поскольку советские войска вели активное наступление. Многие факты свидетельствовали о том, что юноша находился в Маутхаузене не больше трех-четырех месяцев.