Зебра полосатая. На переломах судьбы - стр. 47
Мое ответное письмо было довольно коротким и осторожно вежливым, я в основном стандартными словами выражал благодарность за внимание к моей особе. Зато следующее письмо из Чехословакии отличилось большим многостраничьем и содержало довольно подробное описание режима дня учащихся Педагогической школы. Толщину конверта сильно увеличивала куча открыток с видами Градца Королевского и большим анфасным фото самой Евы. Ее простое крестьянское лицо не обещало за своим фасадом ни большого интеллекта, ни сексуальной привлекательности, и не вызывало у меня какого-либо особого интереса. Да еще то отцовское опасение. Поэтому наша переписка как-то спустилась на тормозах и не продолжилась.
А, может быть, зря. Могла бы моя дальнейшая судьба сложиться совсем иначе…
К студенческому времени относятся и некоторые забавные строки из моего тогдашнего дневника:
2/1-51 г. Новый год! Новая половина XX века! Встретили его в метро. Мы (Кот, Марик, Витька Нудельман) были на концерте в Консерватории, потом прошвырнулись по Броду и в полночь оказались в вагоне метро. Там никого не было, и мы побесились вволю – прыгали по сиденьям, бегали, барабанили в стены. Веселились во всю. Как маленькие.
14/V-51r. Сегодня мне 19 лет. Последние “надцать” в моей жизни. Больше никогда их не будет! Куда вы года спешите? Притормозите!
19/I-52 г. О Люде писать особенно нечего. Она липнет ко мне, все время звонит и вытягивает на свидания. Какое-то чувство (скорее, чувственность) она во мне, конечно, разбудила. Но не любовь. Плохо представляю себе, как мне себя с нею вести. Интересы у нас разные. Этот первый в моей жизни поцелуй был какой-то не настоящий, я ожидал чего-то другого, наверно, чего-то большего.
9/II-52 г. Нельзя быть равнодушным к людям и жизни! Я не согласен с Толстым, который любуется Стивой Облонским за его легкое отношение к серьезным вещам. Пусть рыдает человек, испытавший горе, и пусть хохочет тот, кто чувствует себя счастливым! Я говорю это не потому, что, может быть, еще не переживал по-настоящему большого горя и больших радостей, а потому, что, знаю, это должно быть так. Анна Каренина должна была броситься под поезд – и она большой человек с большими чувствами – о таких пишут романы. А Дарья Облонская, прощающая мужу измену, вызывает только умиление у Толстого в романе и недоумение, непонимание, а то и презрение у людей в жизни. Впрочем, все это ерунда, наверно, я пишу как-то не так. Почему-то не могу выразить толком словами то, что у меня внутри. Там, в душе, такой сумбур, такая неразбериха…
28/VIII-52r. Последние дни каникул я вовсю волочился за девчонками. С Верой получилось фальшиво и глупо. С Тамарой вообще ничего и не было. Просто, по-видимому, я не умею влюбляться так, как многие другие мои сверстники. Я другой человек в этом отношении.
5/1-53 г. Склепал коньки, но на каток не ходил еще – не с кем.
Был с Лерой и Котом на концерте Зандерлинга – блеск. Играли Баха. Он мне всегда казался сложным композитором. А оказалось, ничего подобного, музыка понятная и очень сильная.
К папе езжу редко. Очень скучаю иногда по нему, а когда встречаюсь, говорить не о чем.
Приезжала ко мне одна девушка из 6-ой группы, Роза Хесина. Симпатичная, но очень уж деловая такая, холодная. Занимался с нею теормеханикой. Потом проводил до метро.