Здравствуйте, с вами говорит… капюшон! - стр. 10
До гончарной студии идти не больше двух минут, поэтому они даже не опаздывают к началу урока. Впрочем, не то чтобы здесь был кто-то, кроме них и мастера.
– Только не говори, что мы вдвоем?
– Втроем, с нами еще Алина, – Майя с улыбкой указывает на мастера, которая готовит места к работе.
– Ты невозможная!
Тая стягивает с себя куртку и шапку, вешает одежду в шкаф, присматриваясь к подруге.
– Постриглась, что ли?
– Ага! Давно хотела, но было неудобно волосы под шапочку убирать, а теперь вроде как и не мешает ничего.
Тая не отвечает. Кусает нижнюю губу, боясь спросить или сказать лишнее. Майя смирилась. Или пытается смириться, найти плюсы в том, что сложно назвать хорошим.
– Это… – Тая задерживает дыхание под умоляющим взглядом Майи. – Красиво. Тебе очень идет. Можно даже в розовый покраситься, как ты хотела, теперь цвет не смоется так быстро.
– Точно, ты гений! – Майя бросается обниматься и тихонько шепчет на ухо: – Спасибо.
Тая сжимает подругу крепко-крепко, будто стоит отпустить руки и она исчезнет, как привидение. Обе знают, что Майя благодарит не за напоминание про цвет волос, да и не за комплимент. Понимание. Понимание, что все не будет, как прежде, но даже так, по-другому, она все еще нужна. О травме они не говорят. Об операции тоже.
Это нормально – не трогать то, что так сильно болит.
Нормально отбивать из глины воздух, вложив всю обиду и ярость.
Нормально размазывать по щекам слезы, оставляя серые следы от грязных ладоней.
Нормально рисовать море и волны на слепленной кружке.
Нормально смеяться во весь голос, когда сырая пиала рвется на гончарном круге.
Нормально быть просто рядом, чтобы разделить чью-то боль.
Травяной чай терпкой сладостью обволакивает рот, а шоколадное печенье кажется самым вкусным в жизни, когда тарелки, миски, кружки и пиалы оставлены подсыхать.
– Если хотите сами покрывать посуду глазурью или ангобом, то нужно прийти через две недели. Или можете выбрать цвета, тогда заберете готовые уже через месяц.
– Я приду, – отзывается Майя, прикрывая набитый рот.
– Я выберу цвета, – Тая упрямо смотрит в кружку, боясь поднять взгляд.
Она знает, что не увидит возмущения. Знает, что подруга не скажет ничего осуждающего. Знает, что просто не сможет прийти из-за соревнований. Молчание давит, вытягивает силы, сжимает плечи и шею. Образцы глины с запеченными глазурями и ангобами звонко опускаются на стол, сгущая атмосферу еще сильнее. Тае кажется, что она вот-вот задохнется.
– Сходим на рынок? – Майя задает вопрос спокойно, ровно, с мягкой улыбкой.
– Да, конечно.
Напряжение медленно уходит, уступает место расслаблению и глубоким вдохам. Им надо поговорить, обсудить правила, договориться, что можно, а что задевает, иначе Тая просто взорвется в попытках ничего не сломать. Но она молчит, не решается начать разговор уже несколько месяцев. Не решается и сейчас, когда мороз уже ласкает щеки, покусывает нос, уговаривает укутаться сильнее.
– Ты не замерзнешь в этом?
– Нет, не замерзну. Без ветра теплее, – Майя говорит мягко, словно уговаривает маму-наседку не беспокоиться. – Тая, ты ведь знаешь, что мы можем поговорить, да? Я не хрустальная. Я не сломаюсь от того, что ты расскажешь мне про тренировку или соревнования.
– Но ведь…
– Да, мне больно и грустно. Да, обидно, что случилось так, но в этом не виноват никто. Так просто случилось. Я все еще хочу говорить про плавание, смотреть соревнования и болеть за твои заплывы. Еще полгода или год, и, возможно, мне разрешат вернуться в бассейн. Не к соревнованиям и спорту, но просто плыть. Просто плыть достаточно, это больше, чем вообще ничего, понимаешь?