Здравствуй, папа, Новый год! - стр. 10
Маше палец в рот не клади…
Правда, она торжественно презентовала мне “Мишку на севере”. Держит слово!
Я смотрю на открытую дверь кухни. Слышу шум включенного душа, доносящийся из ванной. Стараюсь не представлять обнаженную Анюту под струями воды. Горячей! Она всегда мылась кипятком.
Помню, как-то присоединился к ней в душе, нагло влез за шторку, готовый ко всему. Так чуть не получил ожог своей самой готовой части! А она ничего, плещется, довольная…
Кто с ней сейчас? Кто лезет к ней в душ? Кто трет спинку, пуская слюни на попку сердечком?
Как будто бы никого… Но, возможно, это обманчивое впечатление.
Я перевожу взгляд на Машу. Вижу, что у нее вся мордочка вымазана шоколадом. И она усиленно жует, размашисто работая челюстями. Как маленький экскаватор.
Перед ней лежит целая гора фантиков… Она, что все их содержимое в себя запихнула? Мощно.
– А мама разрешает тебе есть столько конфет? – вдруг осеняет меня.
Машуня отрицательно машет головой.
Капец…
Наверное, нам попадет. Особенно мне. Ребенка оставили со мной, а он слопал целую пригоршню конфет, причем буквально за минуту.
– Мама иногда добрая, – с надеждой произносит Маша, дожевав конфеты.
Я вытираю ее подбородок салфеткой.
– Иногда?
– Иногда веселая.
Уже неплохо…
– Иногда уставшая. Вечером. И утром. И днем…
Ого. Со слов Маши выходит, что жизнь у Брусникиной – не сахар.
– Но вообще она у меня нормальная, – подытоживает Маша. – Я не жалуюсь.
Забавная девчонка. С таким деловым видом рассуждает.
Маша сгребает фантики и отправляет их в мусорное ведро. Мудро! Я бы на ее месте еще припорошил их другим мусором. Но давать подобных советов не буду.
– Пей! – двигаю к Маше кружку уже остывшего чая. – Запивай. А то слипнешься.
– Мама тоже все время говорит, что у меня попа слипнется. И, знаешь, что? – девчонка торжествующе смотрит на меня: – Ни разу не слиплась!
– Поздравляю.
Ладно, с мамой все более или менее ясно.
А где папа? Где муж Брусникиной? Вот главный вопрос, который меня волнует.
Я не знаю, как спросить. Потому что… ну. там может быть все, что угодно. Например, они расстались, потому что удод оказался еще и конченым мудаком.
Может, я травмирую ребенка такими вопросами.
А, может, все нормально. Может, му… удод просто приедет позже.
Я хожу вокруг да около, то одно спрошу, то другое. Но у меня никак не получается вывести Машу на разговор об отце.
Ладно, поговорим на другую тему.
Мы встретились в самолете, летящем из Москвы. Но это ничего не значит. У них, как и у меня, скорее всего, была пересадка.
Где сейчас живет Брусникина? Я не знаю. Осталась ли она в том городе, где мы вместе окончили универ? Вернулась на родину? Переехала в столицу?
Все варианты возможны.
– А вы с мамой на одном самолете летели или на двух? – спрашиваю Машу.
Она смотрит на меня, как на придурка.
– Как это – на двух?
И, не дав мне ответить, с внезапно загоревшимися глазами, продолжает.
– А, я знаю! Надо взять гамак. Один конец прицепить к одному самолету, другой – к другому. И валяться там, в небе. Я люблю гамак. У меня дома есть гамак, на балконе. У тебя есть гамак?
– Нет.
Опять смотрит с жалостьи. И вспоминает:
– А почему у тебя нет собаки?
– Да как-то не до того…
– А мне мама не разрешает. Я попросила у Деда Мороза собаку на Новый год. Но мама говорит…
Маша отвлекается на конфету, упавшую на пол.