Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - стр. 33

. Более важен вклад Баррингтона Мура-младшего, гарвардского социолога и первого (хотя и не слишком заинтересованного) участника в проекте опроса, который, тем не менее, пытался воспользоваться данными этого проекта для размышлений о возможном будущем СССР. В своей книге 1954 года «Террор и прогресс» Мур утверждал, что советским руководителям при строительстве современной индустриальной системы придётся столкнуться с проблемами сохранения власти. Он перечислил три тенденции, которые, возможно, определят будущее Советского Союза: стремление к власти, потребность в технической рациональности и то, что Мур называл «традиционализмом». Как и другие эксперты по России того времени, Мур рассматривал советский террор как важный барометр будущего. Постсталинский режим «по-прежнему нуждается в терроре, как в основополагающем аспекте своей власти», но террор порождает неопределённость, а неопределённость ведёт к неэффективности. Более рациональная система, согласно Муру, сохранила бы власть, но не посредством террора, а посредством «следования кодексу законов». Мур описал все три возможных сценария для будущего Советского Союза – основанные на власти, технической рациональности или традиционализме, – но больше внимания уделял второму, а именно тому, что советская система «адаптируется под технические требования» современного индустриального общества, «даже с некоторым ущербом для политического контроля».

Мур задавался вопросом, как выглядело бы советское общество, более отзывчивое к требованиям индустриального развития. Согласно его мнению, оно бы сменило политические цели на «технические и рациональные критерии», которые позволили бы сохранить быстрый экономический рост и при этом помогли бы экономике избавиться от роли «служанки» политической системы. Общество по-прежнему было бы централизованным, но уже не полагавшимся на организованный террор. Оно могло бы даже эволюционировать в «технократию – правление технических специалистов», включая набирающую силу «технократическую аристократию» внутри политической элиты. Повышение роли «технических и рациональных критериев в поведении и организации по определению… подразумевало бы уменьшение подчёркивания власти диктатора». Мур делал вывод, что рациональность могла бы «действовать как эрозия советского тоталитарного здания»[84]. В более поздней статье Мур уже отказывался от неопределённости «Террора и прогресса» и утверждал, что СССР совершенно точно встал на путь технической рациональности[85].

Учитывая важность этой работы для политологии, следует отметить, что техническую рациональность Мур рассматривал как внутреннюю потребность, а не как противопоставление сохраняющейся власти коммунистической партии. Приоритеты партийной элиты могут смениться, но сама партия ни за что не откажется от власти. Мур предполагал, что потребности современного индустриального общества, существующего в сложном международном окружении, будут не только способствовать переменам, но даже вынуждать пойти на них. Такие индустриальные потребности приведут к ослаблению «тоталитаризма» и превращению его в менее строгий деспотизм, или, возможно, в более стабильную и рациональную форму однопартийной системы. Мур продолжил рассматривать отношение между тоталитаризмом и индустриальным развитием в своих последующих работах, в том числе в прославленном исследовании «Социальные истоки диктатуры и демократии» (1966) – изначально он называл это исследованием того, «как… промышленное развитие определяет структуру власти и возможности свободы в современном обществе»