Займись счастьем - стр. 2
Олеся покачала головой и аккуратно повесила куртку в шкаф.
– Это твоя комната, – я толкнула дверь в маленькую светлую комнату с большим окном. В комнате стояла кровать, а напротив окна было порядком обшарпанное трюмо с трехстворчатым зеркалом.
– Ого! – поразилась Олеся. – Какая древность! Сейчас, наверное, таких уже не делают…
– За деньги сделают все. Тебе повезло, кровать не такая древняя. До моего переезда на ней спал Егор.
– Надеюсь, ты сменила белье?
– Надеюсь, это шутка?..
– Конечно! – Олеся фыркнула, но потом, смутившись, закашлялась.
– Шкафа, прости, нет. Можешь распихать вещи по ящикам трюмо. Не переживай, здесь все чистое. Большую часть того, что стояло в этой комнате, я выкинула. Но у тебя, наверное, с собой и так не много вещей?
Олеся промолчала.
– В общем, располагайся. В ванной чистое полотенце – желтое. Туалет, к счастью, отдельный.
– Повезло, что потолки высокие, – философски заметила Олеся, обводя взглядом стены, оклеенные обоями в сиреневых колокольчиках.
– Здесь это тебя не спасет, – засмеялась я.
Пока Олеся принимала душ, я прошла в свою комнату, бросила сумку в кресло и открыла окно. С улицы немедленно проникли воробьиные переклички, потянуло свежестью – впрочем, воздух уже начал прогреваться. Распахнув створки шкафа, я запихнула туда джинсы с джемпером, а потом наскоро натянула домашнее платье.
Комната, в которой я располагалась, была чуть ли не в три раза больше той, что я отвела для Олеси. Раньше мы принимали в ней редких гостей, сидели за компьютером, обедали – словом, из нее получилось что-то вроде гостиной. Сейчас же это была полноценная спальня – диван никогда не складывался (зато я купила пару мягких кресел), на тумбочке стоял светильник с выложенным мозаикой плафоном. Платяной шкаф с множеством отделений занимал целую стену. Он неимоверно раздражал меня, старый, стоящий тут с советских времен, сделанный из прессованных опилок, но все-таки туда все вмещалось – майки, блузки, пальто, сумки, книги и журналы… В комнате было много свободного места, на подоконнике с облезающей краской стоял хлорофитум и пара фиалок, и в бывшей гостиной не осталось ни единого напоминания о Егоре.
– Я уже все, – сообщила заглянувшая в комнату Олеся. – Что это у тебя?
Она устремилась к пушистой белой шкуре, лежащей перед диваном.
– Не вздумай на ней прыгать. И не топчи ногами – я на ней растяжку делаю… Иногда.
– Когда это?
– Когда шея от фотоаппарата устает. После съемок.
– Понятно, – протянула Олеся, – я тоже такую хочу. Дорого, да?
– Сто рублей в «Икее», – я подмигнула.
– Шутишь? Всего стольник?
– Шучу, расслабься. Но, конечно, она недорогая. Это же искусственный мех… Пойдем завтракать.
По моим меркам, в холодильнике было шаром покати. Вчера я вернулась с работы поздно, несмотря на то, что это была пятница. Ближайший к дому магазин был уже закрыт.
Но кое-что все же нашлось: грибы, яйца, пара помидоров и сосиска, жалко съежившаяся в пластиковой упаковке.
– Не возражаешь против омлета?
– С чего бы мне возражать… – Олеся с веселым изумлением рассматривала кухню.
– Да, конечно, тут совсем не как дома, – заметила я, ставя керамическую сковородку на огонь.
– Ну что ты… Все просто отлично…
– Ты очень тактична, – хмыкнула я и критическим взором обвела помещение. Размеры кухни не могли компенсировать скудность обстановки. Натужно гудел холодильник, забрызганный нестираемыми каплями жира. Возле шаткого стола стояли табуреты с облупившейся краской. Сушилки не было – посуда покоилась на стиральной машине, накрытой махровым полотенцем. Пол вокруг плиты казался выцветшим: мне стоило вечера и половины флакона «Пемолюкса» отдраить черные пятна неизвестного происхождения. Глаз радовала только ярко-зеленая тумбочка, в которой хранились макароны. Я красила ее сама, во время затяжной депрессии, пытаясь хоть чем-то занять себя, а не срываться в истерику.