Зайка на шпильках и серый волк - стр. 10

— О чем заявлять? — маньяк посмотрел на меня, как на неразумного ребенка. Именно так я смотрю на Васю, когда он очередную глупость учудит.

— Ну, вы?.. — я часто заморгала, силясь обвинить, но ничего изобличающего на ум не приходило. Ну домой меня принес, ну раздел, спать уложил, сейчас вот накормить пытается. — Вы зверушку убили, — ткнула вилкой в воздух, — жестокое обращение с животными. Сейчас за это наказывают, — я нравоучительно качала головой.

— Это была охота, Ирина, — да простит меня совесть и разум, но как он сказал: “Ир-р-рина”, с таким вибрирующим придыханием, что сразу в жар бросило. — Охота на собственной земле.

— Ах, да. Частная территория, — я притихла, принюхиваясь к аромату тушеного мяса.

Есть очень хотелось, но я себе не разрешала, мало ли, что там в соусе спрятано, яд какой или афродизиак! И я сама захочу того крепкого потомства, о котором рассказывал громила, а у меня… в общем, зря я ноги вчера не побрила.

— А меня будут искать, — я донесла с явной угрозой. — Знаете, у меня подруга какая?!

— Какая?

— Да никакая, — я отмахнулась и всхлипнула, — косметолог она. Может вам маски по скидке делать, хотите? — Кьёрн молчал. Что за имя-то такое странное?! У меня бабуля так чихает, когда челюсть придерживает, чтоб не выскочила. — Я домой хочу, меня там ждут, — принялась давить на жалость, но тут в очередной раз я вспомнила о своем маленьком гномике Васе и заплакала по-настоящему. — Вася — сын мой, он же сиротой останется, — мужчина убрал сковородку с огня, отложил лопатку, которой переворачивал оладья, и приблизился. — А муж… — вспоминала о Михалевском, который вряд ли примет участие в воспитании собственного ребенка, если я не вернусь.

— А что муж? — спросил громила с угрозой.

— Объелся груш! — я эмоционально фыркнула.

— Ты с ним живешь? — продолжал рокотать маньяк в фартуке.

— Еще чего!

— Любишь?

— Да боже упаси! — продолжала фыркать.

— Это хорошо. Хорошо, что ты не любишь Михалевского Владимира Егоровича. В паспорте прочел, — пояснил Кьерн.

Я подняла заплаканные глаза на мужчину, стерла слезы рукавом его же рубашки и тут же зарыдала — со всхлипами и иканием, и невнятным бормотанием о сыне.

— А ты что плачешь? — широкая ладонь нежно погладила мою голову.

И голос у маньяка ласковый стал.

— Я же сына никогда больше не увижу, — выговорила не с первого раза.

Громила многозначительно хмыкнул, подхватил меня со стула и сжал в объятиях, усаживаясь.

— Нужно поесть, — выхватив вилку из моих рук, зачерпнул рис. — Открывай рот.

И я открыла, обалдевшая от происходящего, прожевала и опять открыла — сквозь слезы всматриваясь в ставшее довольным лицо похитителя.

— Оладья будешь? Они у меня вкусные.

— А вы меня к празднику какому-то откормить хотите? — спросила, облизывая губы от соуса.

Уголки чувственных губ дернулись в улыбке, и Крьёрн раскатисто рассмеялся, и я за ним рассмеялась, только нервно и заискивающе.

— Какая же ты смешная, — меня стиснули и потерлись колючей щекой о висок.

Во пробрало-то красавчика… может, у него проблемы какие со здоровьем? Ну не может такой экземпляр нуждаться в женском внимании.

— Красивая, — громила урчал хищным зверем.

Боже, да он еще и близорукий… во мне почти семьдесят три кило.

— А пахнешь как, — восхитился.

Ну все, приплыли… сейчас опять примется лизать лицо. Спасите!