Завтра в России - стр. 35
Сидя в машине, он откинулся в кресле и любовался этим потоком. Точнее – тем контрастом, который был в поведении людей в центре города и здесь, в рабочем районе. Конечно! Что дала этим простым работягам горячевская перестройка? Дикий рост цен, жуткую инфляцию, дефицит предметов даже самой первой необходимости, а также – потогонную сдельщину и угрозу безработицы в связи с переходом завода на хозрасчет. Вот и все! Молодец Стриж, гений, все правильно вычислил!.. На заднем сиденье Серафим Круглый достал из своей сумки-холодильника бутылку холодного немецкого пива и услужливо протянул Вагаю…
Через час, объехав все восемь проходных «Тяжмаша» и еще несколько палаток-тентов у заводских ворот Станкостроительного и Автомеханического заводов, Вагай снял в машине трубку радиотелефона и сказал телефонистке-оператору:
– Обком, кабинет Стрижа…
Слева и справа, в просветах между многокилометровыми квадратами серых заводских территорий, тянулись кварталы стандартных пятиэтажных жилых домов и пыльные, без зелени улицы. Рабочая зона – видно с первого взгляда, по бельевым веревкам на балконах… Наконец Вагая соединили.
– Стриж? – сказал он. – Докладываю. В центре города за первые три часа записались двадцать семь тысяч частников, учителей и студентов. И за это же время на «Тяжмаше», Станкостроительном и Автомеханическом – всего пятьсот человек и почти все – инженеры… Да, рабочие не записываются… Ладно, еду дальше, в «Свердловск-2». – Он положил трубку и кивнул шоферу: – Поехали!
«Свердловск-2» был закрытым городом-спутником в двадцати километрах от основного Свердловска. Там было 130 000 жителей, и все они работали на «режимных» заводах по производству танковых снарядов и тактических ракет. Но уже и без проверки «Свердловска-2» ясно, что все эти телевизионные митинги рабочих в защиту Горячева – чистая липа, как всегда – организованы. На самом же деле рабочему классу Горячев уже поперек горла – со всеми его реформами, речами-обещаниями и с его женой Ларисой, которую он таскает за собой по всему миру. Только исконно русское долготерпение позволяло годами кормить этот народ обещаниями рая, но теперь волна летних забастовок строителей, железнодорожников, шахтеров и ткачих показала, что все – терпение у народа кончилось! И прав Батурин – народ вот-вот пойдет крушить все и вся, и тогда уж сметет не только Горячева, но и партию…
Шофер тормознул у железнодорожного переезда – полосатый шлагбаум преграждал путь. Вдали послышался паровозный гудок, затем с грохотом и стуком колес пронесся недлинный грузовой состав. На его платформах стояли новенькие зачехленные танки «Т-90» и лежали длинные туловища межконтинентальных ракет.
– Наши, – с гордостью сказал шофер. – Свердловские!
Вагай закурил и сказал шоферу негромко, сквозь зубы:
– Ты вот что… Вечером сходишь в клуб «Память». Скажешь, чтоб готовились…
7
Через 2 часа 18 минут после взлета в Брюсселе «F-121», обогнав солнце, вернул Майкла в тот вечер, который он покинул в России. Обжигающий вашингтонский закат слепил глаза, когда самолет приземлился и подрулил к новенькому «Боингу» с огромным гербом США на фюзеляже. Между трапом этого правительственного «Боинга» и замершим «F-121» стоял лимузин. Майкл хотел стащить с головы шлем скафандра, но пилот приказал: «Не снимайте! Прыгайте так!» В скафандре и шлеме Майкл спрыгнул на раскаленный асфальт летного поля, и лимузин оказался прямо перед ним – уже с открытой дверцей. Даже если где-нибудь за милю отсюда какой-нибудь охотник-журналист нацелил на этот «Боинг» свою фото– или кинокамеру – что он увидит? Какого-то летчика в высотном скафандре и закрытом шлеме. «Господи, – думал меж тем Майкл, поднимаясь по трапу «Боинга». – Неужели опять лететь?»