Завтра не наступит. Мое имя – Вендетта! Дилогия. Криминальная мелодрама - стр. 69
Ужас на лице Антона читался уже явственнее, а я почувствовала, что тот кокон, в котором я закрылась от воспоминаний и от самой себя, начал рваться.
– Я не успел?!
Я снова в подвале, в ненавистном, холодном и жутком. Да. Ты не успел, а я постаралась забыть, моя память просто отвергла это, и сейчас я отчетливо все вспомнила….
Трое надвигались на меня, смеясь. Я дралась как никогда. Цепкие руки подобрались ко мне. Он был страшен и в глазах ничего человеческого.
– Ну, что ты детка, тебе понравиться… Еще попросишь…
– Какая ты жаркая…
– Тебе нравиться?
…Я вырвалась, не знаю, как… Они смеялись… Ненавижу… Потом голос Антона:
– Убирайтесь, я передумал!
Но уже поздно. Мое тело навек осквернено, я никогда не смогу посмотреть на себя в зеркало и не испытать отвращение к самой себе. Через несколько лет я вспомнила все. И все встало на свои места – и мои частые ночные кошмары, и скованность во время близости, и, иногда, непреодолимое желание убежать от собственного мужа. Моя память похоронила все эти события настолько страшные для моего сознания. Я, почти что, осознанно предпочла забыть зверство Антона. Ведь даже тогда я понимала, что свобода выбора для меня – всего лишь миф. Странная штука человеческая память. Теперь я не смогу забыть их лиц. И страх будет вечным моим спутником.
Глава 6. Антон
«Зови, зови глухую тьму —
И тьма придёт…»
Варлам Шаламов
Ад, в который я попал, создал я сам. Она ничего не ответила, но я прочитал ответ по ее лицу. Я не успел… а она… Она просто забыла. Ее память просто вычеркнула этот момент, но не стёрла. Сейчас она все вспомнила, и как она, наверное, меня ненавидит, и я ненавижу себя сам. Тот зверь, которого я поклялся не выпускать, тогда вырвался наружу. И я поступил с человеком, который был мне так близок хуже, чем с врагом. Да, я опомнился, но какое теперь это имеет значение, если я не успел. Лена, Боже, ты права, говоря, что я чудовище, но я ни за что не откажусь от тебя.
Ад в моей душе нарастал, когда я смотрел на нее. Напряжение, боль, растерянность, отвержение самой себя читалось на ее лице. Когда-то я слышал от Влада, что человек не может переносить боль постоянно и, поэтому некоторые моменты стираются из памяти, но на время. Ее время пришло, и видит Бог, это моя вина. Как я могу после этого просить ее остаться со мной? Но отпустить ее было выше моих сил, уж лучше я останусь навеки для нее чудовищем.
Она посмотрела на меня с таким отвращением, и с такой ненавистью, что у меня заныло сердце, которого я думал уже нет. Пожалуйста, не ненавидь меня, родная. Дай мне шанс.
Ее губы что-то шептали, но я не услышал ни звука, лишь смотрел в ее расширенные глаза. Она смертельно побледнела, и я еле поборол в себе желание обнять ее и утешить. Она не подпустит меня сейчас и на пушечный выстрел.
– Я убью этих подонков, – тихо проговорил ей я. И, хотя мой голос был тихим, внутри меня уже вовсю бушевал ад, мой личный, собственный ад. Ее глаза блеснули и закрылись, пусть сейчас спасительная темнота и поглотила ее. Мне гораздо важнее было, узнать поверила ли она мне. Поверила ли в то, что больше никогда не причиню ей такую боль. Я не знал…
Я взял ее обмякшую на руки и унес в свою комнату. Я клянусь, я не дам ей сегодня спать одной и видеть кошмары! Я не дам ей возненавидеть меня! Пока еще есть то маленькое чувство под названием любовь у нее ко мне, я не дам этому чувству покинуть ее.