Завтра нас похоронят - стр. 13
Думать обо всем этом было неприятно. Но и говорить с Алом особенно не хотелось. И я пробурчала:
– Лучше бы взяла с собой Карвен.
Алан фыркнул и так тряхнул головой, что шляпа съехала ему на глаза:
– Карвен не стала бы таскать за тебя картошку, – сказал он. Не стала бы. В этом Ал был прав, и я промолчала. Он вздохнул, поправил шляпу и предложил:
– Возвращайся, если хочешь, я все куплю сам.
– И я буду виновата, если ты попадешься? Ну уж нет. Но… Карвен действительно лучше было взять с собой.
– Ты сама не захотела будить ее.
– Потому что знала, что ты будешь ее задирать, а ей нельзя нервничать.
Он замедлил шаг и взял меня за плечо:
– Вэрди! Объясни, зачем тебе нужна эта мутная девчонка? От неожиданности я споткнулась о какую-то торчащую из земли железку, с трудом удержала равновесие и встала как вкопанная:
– Чего? Карвен – моя лучшая подруга, и она – не мутная. Она была со мной еще до тебя. Еще раз выскажешься о ней вот так – выбью зубы. Понял?
Говоря все это, я крепко держала Ала за рукав плаща и не сводила с него взгляда. Когда я закончила, он попятился, пожав плечами:
– Извини, я пошутил. Закрыли тему. В конце концов, если бы не Карвен, у нас не было бы этого поезда. И не только его.
Хотя бы это он понимал. Я спрятала руки в карманы и ускорила шаг. Идти на каблуках по раскисшей земле, усыпанной довольно крупными камнями и проржавевшим металлоломом, было трудно, но я старалась не обращать на это внимания.
Мне вспомнилась случайная встреча с Карвен под одним из городских мостов – она жила там с самого Крысиного Рождества. А я в то время только покинула дом моей второй матери-судьи и рада была хоть кого-нибудь встретить. Наполовину седая, тощая девочка сразу показалась мне чокнутой. Но она была очень добрая и ухитрялась доставать еду. Эти два качества сразу примирили меня с ее странностями – побегами, долгим вечерним созерцанием неба и общением с призраками, которых я раньше никогда не видела. Карвен научила меня воровать и прятаться, и ей никогда не приходило в голову меня прогонять или чего-то требовать в благодарность. Она стала мне самым близким человеком.
Когда наступило лето, мы отправились искать себе другой дом – из-под моста нас выгнали взрослые бездомные. Я думала, мы бродим наугад, но Карвен отлично знала, куда мы идем.
Впервые увидев мрачную махину покореженного поезда, я и подумать не могла, что здесь и есть наш конечный пункт. Этот эшелон был мне знаком: он стоял тут еще со времен Большой Войны. Говорили, что, когда он перевозил беженцев, его обстреляли вражеские самолеты. А еще пустили ядовитый газ, в котором задохнулись все, кто был к тому моменту еще жив. Этих людей и закопали на маленьком старом кладбище по другую сторону дороги. А эшелон так и не убрали – сначала его решили оставить как напоминание об ужасах войны, потом о нем просто забыли. Поезда стали пускать по объездному пути, и со временем Восточная колея вообще оказалась заброшенной – даже на той стороне озера, к которой она прилегала, никто никогда не отдыхал. И за сорок лет родилось множество легенд о живших на этом месте призраках.
Место и впрямь казалось не самым уютным. Но подойдя к поезду, мы не обнаружили тут никого, кроме Маары – она жила в паровозе. Разговаривать она почти не умела, понимала только самые простые слова, и лишь с большим трудом нам удалось хоть что-то от нее узнать. Маара до Рождества жила в интернате, а потом убежала – она знала историю своего дедушки и захотела посмотреть его поезд. А потом пришла сюда жить, потому что в городе все были слишком злые. Маара слышала истории про привидений, но они никогда ее отсюда не выгоняли, поэтому она их не боялась. А еще Маара уже тогда начала подбирать на улицах выброшенных «живых овощей» – ей было их жалко, и она даже воровала для них молоко в ближайшем поселке. Удивительная доброта, полностью подавляющая инстинкт самосохранения. Видимо, поэтому она так ярко выражена у таких вот безмозглых.