Завтра нас похоронят (авторская редакция) - стр. 17
Ал ткнул меня локтем. Впереди высились городские постройки. Я подняла глаза и увидела большой рекламный щит, с которого грустно улыбалась Госпожа Президент. «Заводите семьи. Родина начинается с семьи!» – гласила надпись. Алан скривился.
– Будто это так же легко, как завести щенка.
Возмущенная, я вступилась:
– Заткнись. Она старается, как может. Помнишь, какая она была красивая перед Рождеством? А сейчас? Представляешь, четырнадцать лет рулить такой страной, как наша? Прямо как я в нашей стае…
На этот раз права была я. Госпоже Президенту исполнилось тридцать пять, когда ее избрали, а выглядела она и того моложе, красотой напоминала голливудских актрис. Она была сначала полицейской, затем депутатом, потом то ли министром, то ли помощником министра. Я мало что знала о политике, но Гертруду Шенн – так ее звали – считали умной. Несмотря на молодой в сравнении с другими кандидатами возраст, ее выбрали со значительным перевесом. И случилось это как раз перед тем, как… все произошло.
Рождество уничтожило правительство и большую часть недавно обновившейся партийной верхушки. Госпожа Президент, у которой семьи не было, правит развалинами до сих пор. Она стала похожа на скелет и разучилась улыбаться, но все так же элегантна и отлично притворяется, что еще во что-то верит. Что и говорить, Госпожу Президента я всегда уважала больше, чем любую другую женщину. Наверно, я даже хотела бы, чтобы она была моей мамой.
Мы миновали щит, вошли в город и здесь сразу подобрались, но на полупустых улицах мало кто обращал на нас внимание. Пройдя несколько запущенных кварталов, отличающихся лишь надписями на заколоченных дверях, мы дошли до большого магазина. Глядя сквозь стекло, я поняла: с продуктами плохо, как и в других. Впрочем, чего удивляться? Даже в столице ничего не достанешь. И надо радоваться: в городах поменьше все теперь вообще по карточкам.
Внутри оказалось малолюдно. Скучали две кассирши, пахло хлоркой. Мы пошли вдоль полок. Как хорошо, что мы не приучены к дорогой еде и нам не нужно ничего, кроме картошки, хлеба и дешевой колбасы. И славно, что Маара сама обеспечивала молоком «живых овощей»: я бы этим заниматься не стала.
Уже у кассы я не удержалась и схватила пару дешевых шоколадок для Карвен, я знала, что это почти единственное, что она любит. Ал что-то осуждающе буркнул, я отдавила ему ногу. Кассир, подняв взгляд, приветливо улыбнулась: она меня знала, я уже приходила в этот магазин.
Взрослые улыбались мне редко, и я постаралась, чтобы ответная улыбка вышла теплой. Женщина начала пробивать продукты, я – складывать их в сумки и совершенно забыла про…
– Ал!
Боковым зрением я увидела: он сунул что-то в карман. От злости и страха потемнело в глазах. Чтобы еще и здесь нас считали ворами? Такое уже случалось, каждый раз приходилось менять магазин!
– Положи! – зашипела я, пользуясь тем, что женщина считала деньги, которые я ей отдала.
Ал пожал плечами: «Не понимаю, о чем ты». Кипя, я схватила его за руку и разжала пальцы, в которых, разумеется, ничего не было.
– Возьмите сда…
Забыв про кассиршу, я пыталась вывернуть Алану запястье. Перчатка сползла, но в себя я пришла, лишь услышав полный отвращения визг стоявшей за нами женщины:
– КРЫСЫ! КРЫСЫ!
Ал ухватил одной рукой сумки, другой меня и ломанулся к выходу. Я не сопротивлялась, потому что слышала тяжелый топот за спиной. Быстро обернувшись, я увидела двух охранников и мужчину с замотанным шарфом горлом. Судя по злобному блеску его глаз, это был кто-то из горожан, считающих, что всех нас нужно не только изолировать, но и перестрелять.