Зависимый. Я тебя верну - стр. 17
– Нет не понимала, – отрезаю я. – Спартак меня бросил! Он не должен был возвращаться в мою жизнь. И, соответственно, не должен был узнать, что у меня есть дочь!
Говорю всё это, и глаза неминуемо наполняются слезами. Мне всё ещё больно от того, что Спартак бросил меня шесть лет назад...
Я любила его... До дрожи во всём теле, когда он просто входил в комнату. До замирания сердца, когда он прикасался ко мне. До мурашек, когда шептал на ухо о своих лживых чувствах.
Любила...
Так сильно, что могла простить всё, что угодно. Но только ему не нужно было моё прощение. И я была не нужна.
– Тась, ты прости, что я веду себя как козёл, – Глеб подаётся ко мне всем телом, заметив слёзы. – Я увёз тебя от дома Спартака, потому что сейчас ты для него словно красная тряпка для быка.
Отвернувшись от мужчины, наспех стираю влагу со щёк и пытаюсь остановить новые водопады слёз.
Сколько можно плакать? Чёрт… Сколько?
Шесть лет прошло!
– Ему не следует знать о дочери, – продолжает Глеб, и я резко разворачиваюсь.
– Не следует? – переспрашиваю с надрывом. Из горла вырывается истерический смех. – Не следует? Так он уже знает!!
Кажется, Глеб в шоке. На его лице недоумение и паника. А я продолжаю смеяться…
Это истерика! У меня чертова истерика, потому что я не знаю, как разобраться во всём. Как избавится от застарелой боли в груди?
Слёзы продолжают бежать по щекам, словно нет им ни конца, ни края.
– Что? Не получается контролировать Спартака, да? – цежу сквозь зубы.
Злюсь! Потому что вопреки законам логике, я всё ещё на его стороне!
– Ты идиотка! – заявляет Глеб со злостью. – Как он узнал?
– Понятия не имею.
– Если Спартак узнает, что его дочь воспитывает Андрей... Ты представляешь, что он может с ним сделать? А потом представь, на сколько лет Спартак загремит обратно на нары!
Мои слёзы вмиг высыхают. Смеяться больше не хочется. И язвить тоже.
Неужели Глеб беспокоится о чемпионе?
– Послушай, Тася, – он подвигается чуть ближе и выставляет руки перед собой, словно показывая, что неопасен. – Пять лет назад, после того, как я увидел тебя с ребёнком, и ты сказала, что это ребёнок Андрея, я встретился со Спартаком в тюрьме. Он спрашивал о тебе. Хотел, чтобы деньги, вырученные от продажи дома, я отдал тебе. Я сообщил ему, что у тебя всё хорошо, и ты не нуждаешься в его деньгах. Вышла замуж. Родила... После чего он больше не говорил о тебе. Никогда. Я надеялся на то, что Спартак никогда не узнает о ребёнке. И о том, кто твой муж. Спартак опасен, понимаешь? А теперь будет ещё злее и опаснее. Нам нужно что-то предпринять, пока не поздно.
Слушаю его пламенную речь, не перебивая. Но не слышу в этом монологе ни капли искренности.
Я не понимаю, что у него на уме, и во что он хочет меня втянуть. Однако понимаю абсолютно точно, что машина неспешно приближается к частной школе моей дочери.
Авто въезжает в узкий проезд, и водитель тормозит прямо за нашей машиной. Той самой, на которой приехали мы с Алисой и нашими надзирателями. Возле её багажника стоит Захар. Скрестив руки на груди, смотрит сквозь лобовое стекло прямо на меня.
Перевожу ошеломлённый взгляд на Глеба.
– Не волнуйся, Тась. Твой побег останется втайне, – говорит мужчина с добродушной улыбкой. – Конечно, если согласишься на сделку.
– Сделку? Какую сделку?