Завернувшись в тёплый плед - стр. 9
– Так-так, мамочка. Как же это называется? Значит, Дед Мороз не приносит питомцев?
Хорошо, что духовка вовремя просигналила о готовности печенья. А Синатра допевал Have yourself a merry little Christmas. Потому что мать, которая всегда была готова к любым вопросам, совершенно растерялась и поспешила к духовке.
…
– Ну я была тебя постарше, и Дед Мороз решил, что я справлюсь. А потом… Через время нам пришлось расстаться с Мишель. Это было очень грустно. И больно.
– Но все ж таки приносит? – пытался надавить, внезапно появившийся на кухне Старший сын.
– Нет. И если вы не будете пить чай с печеньем, то марш за уборку. Сегодня Новый Год. А этот разговор бессмысленен и потому окончен.
– Но я написала!
– И я.
– И я, – громко заявил малыш, шлепая на кухню на зов готового печенья.
– Значит, вы все останетесь без подарка.
– Вечер 31 декабря, а у меня нет ни цукатов, ни орехов, ни миндального сиропа. И как же мне испечь этот дурацкий рождественский кекс?
– Сгонять в магазин. Ещё не поздно. Может успеешь, – предложил сын.
– Не поздно?
В планах на ближайшие 2 часа было поставить кекс в духовку, зажечь гирлянды, налить в бокал холодного французского и смотреть «Отпуск по обмену» на плече уставшего любимого, а не бежать, сломя голову за цукатами. И холодно к тому же.
– Кто со мной?
– Ну маам…
– Чур не я.
– Что ж…
В конце концов, прогуляться по мерцающему огнями тёплого света городу, наедине с собой, за несколько часов до Нового Года – это ли не счастье? Да и мыслей скопилось… Пора развеять.
Быстро оделась. Длинный пуховик, шапка крупной вязки, угги, белые, совсем праздничные, варежки и нарядный длиннющий шарф, чтобы завернуться в несколько слоев. И свежие мысли о предстоящем.
Быстро дошла до павильончика с сухофруктами. И уже взялась за дверную ручку, вдруг оглянулась… В двух шагах, из измятой картонной коробки, кое-как обвязанной старой, скатавшейся, покрытой инеем шалью, выглядывает пара писклявых зелёных глазенок. Знакомых, в точности таких же, как… И так потешно карабкавшихся вверх по коробке, спешивших в тепло.
Съежилось у Неё все внутри. От мороза. Подошла поближе, протянула пушистую варежку:
– Привет что-ли? Мандарин? Пойдёшь домой? Тебя там ждут, – завернула плюшевую писклю в шарф. И торопливо зашагала домой. К детям.
– Я вернулась!
– Успела?
– Кажется успела! Но сегодня без кекса.
Через считанную вечность
Вот так метель. Бушующая, непроглядная. Завораживающая. Счастье! Какое же счастье – сегодняшняя зима.
Она ждала её. Уже к вечеру закутается Она в ажурную черничную шаль. Ту, что мама надевала на их свадьбу. Может даже отыщет шерстяные носки. Те самые, которым целый век и связали их самые добрые и любимые руки на свете. Которые она не надевает обычно, нежно бережёт. И одна только мысль, что они существуют, греет внутри.
Сварит что-то вроде глинтвейна, переборщив с апельсинами. И будет ждать.
Уже сегодня Он вернётся! И с самого порога так сильно и больно прижмет её, словно после вековой разлуки. Словно их встреча на одно лишь мгновение… И… снова долгое расставание…
Уже вечером Он прильнет ледяными губами к ее виску, не выпуская из своих почти окоченевших рук.
Уже через какие-то часы возьмёт в свои ладони её лицо и будет целовать. Волосы… Лоб… Глаза… Губы…
Уже сегодня Она поможет ему размотать шарф, скинет с него куртку, не по погоде. Разотрет его ладони. Будет греть своим пунктирным дыханием такие любимые и такие замерзшие пальцы.