Размер шрифта
-
+

Затворница - стр. 12

– Мудрая у тебя бабушка. Это по папе или по маме?

– Ни то, ни другое. Она нам дальняя родня и крёстная мать моего папы. Но я у неё в детстве каждое лето проводила. Мои родные бабушки умерли давно. А Пелагея Васильевна наша самой родной и близкой стала. Она потрясающая. Войну помнит, хотя и девочкой ещё была. И даже довоенное время…

– Да ты что? И как у нас в городе было до войны?

– Не знаю. Она не в городе живёт, в области, в старинном селе. Вернее, даже не в самом, а на хуторе неподалёку. Её дом в лесу стоит. На самом берегу реки. Так что в городе она и не бывала до войны. А про их места рассказывала, конечно. Для меня эти истории в детстве вместо сказок были.

– Ничего себе сказки! Про раскулачивание и коллективизацию?

– Ну, про это она не рассказывает, не любит. У них в селе батюшку арестовали и сослали со всей семьёй. Говорят, батюшка в лагерях сгинул. А что с матушкой и детьми их стало – неизвестно. Об этом я не от неё, от других слышала. А она про людей, про любовь и верность, про доброту рассказывала всегда… Я же девочка, мне про это интересно. Хотя… про это всем должно быть интересно. Но не у всех такие бабушки, как моя Пелагея. Не всем так повезло…

– И что же она про любовь рассказывает? – Тимофей не удержался от малой толики сарказма. Он считал стариков пережитком прошлого, чувства, опыт и знания которых не имели для него никакой ценности. Но Марина, похоже, ничего такого в его голосе не услышала и спокойно продолжила:

– До войны, ещё подростком, бабушка влюбилась в парня из их села. А он погиб на фронте. И она замуж не вышла…

– Ещё бы, тогда мужчин-то и не было почти, погибли же…

– Дело не в этом, – не соглашаясь, покачала головой Марина. К бабушке сватались. Она красивая была. Я фотографии её люблю смотреть. Их мало, но абсолютно на каждой она такая, что от неё глаз не отвести. Так что желающие были. И не один. Но она сама не хотела. Любила она своего Ивана очень…

– Это не сказка. Это какая-то трагедия. Всю жизнь одной куковать из-за детской любви…

– Нет, бабушка говорит, что это не трагедия. Просто нам пока это не понятно. Не доросли, наверное… – Девушка задумалась, и некоторое время они шли в молчании. Вскоре Марина тихо и неторопливо продолжила:

– Или вот ещё одна история про любовь, которую мне бабушка Пелагея рассказывала. У них в селе есть храм. Его в конце тридцатых годов закрыли, а многие иконы выкинули в реку…

– Удивительная бесхозяйственность, – неодобрительно поморщился Тиф.

– Но иконы не погибли… – словно не слыша его, рассказывала дальше Марина. – Их моя Пелагея и её бабушка из реки вытащили, высушили и спрятали у себя в доме.

– Ничего себе! И они до сих пор у твоей бабушки?

– Нет. Это и есть история любви…

Глава 8

1941 год

Приближалось Успение Божией Матери. Уже дозревали яблоки, сияли на вечернем солнце розовыми или медово-белыми боками. Пелагея мыла в тазике посуду и любовалась ими.

– Да уж, красота-то, какая, – согласилась с её молчаливым восхищением приметливая бабушка. – И как только люди в такой красоте могут такие злодейства творить?

– Так, может, у них, у фашистов этих, нет такой красоты в стране?

– Как так нет? Быть того не может! Чтобы Господь кого-то красотой обделил… Вся-вся Земля, каждый уголок красивы…

– И Антарктида, где вечные снега? – не поверила Пелагея, которая любила весну и лето больше, чем зиму.

Страница 12