Заставь меня Не любить. Исповедь - стр. 32
Дёрнулась, когда Немцов скинул пиджак и стал расстёгивать рубашку, выдирая с корнем пуговицу за пуговицей. Та же участь постигла брюки, трусы и носки.
– Сука, – в очередной раз рыкнул Игнат, заваливаясь рядом и стискиваю ручищей грудь. – Как же я тебя…
… и захрапел, уткнувшись лицом в волосы, притягивая к себе.
18. Глава 18
Кажется, я так и не сомкнула глаз. Жарко, тесно, неудобно. Хозяин завладел своей игрушкой, пригвоздив к матрасу рукой и ногой. От горячего дыхания покрылись испариной волосы и шея, а от амбре щипало в носу. Стоило мне попытаться отвернуться и отползти, как хватка усиливалась, и к храпу добавлялся нечитабельный бубнёж. Единственное, что можно было различить, так только слово «сука», на котором давящая нагрузка на мои суставы увеличивалась.
Уже утром, когда серость рассвета расползлась по спальне, провалилась в вымученный сон. Странно, но расслабившись, позволив отпустить раздражение и злость, я даже почувствовала себя комфортно в таком тесном контакте.
Никогда не спала с мужчиной в одной кровати. Все мои отношения носили оздоровительный характер. Встретились, сходили куда-нибудь, на пару часов сняли номер или заехали в квартиру партнёра, а после домой, чтобы папа не волновался. Да и не ощущала я единения с бывшими парнями, как не старалась придумать его себе.
Их всех затмевал Игнат. Тот, из прошлого… возможно, приукрашенный и придуманный мной. Я каждого сравнивала с ним, возведя ореол святости над жестоким ублюдком. Знала бы, что из себя представляет Немцов, искала бы полную противоположность ему и добровольно пила приворотное зелье вёдрами, лишь бы привязать себя к другому.
Не получилось. Злая судьба на что-то обиделась и толкнула в самый эпицентр влияния этого монстра. Не раз задавала себе вопрос – что у Игната в голове? Как можно издеваться над человеком и спокойно спать ночью. То, что его не мучает совесть, смогла убедиться лично. Не храпят так сыто те, кого беспокоят муки несправедливости.
Проснулась, когда сквозь неплотно задёрнутые занавески пучками проникли солнечные лучи, протыкая яркими стрелами полумрак комнаты. От Немцова остался только след на подушке и последки угарного амбре, впитавшегося, кажется, и в бельё, и в мои волосы.
Удивилась тому, что хозяин не стащил меня на пол и не потребовал горловой минет. Пожалел? Позаботился о моём отдыхе? Вот не верю. Скорее всего беспокоили последствия возлияния, да так сильно, что совсем не хватило сил поиздеваться надо мной.
Ещё больше удивил завтрак на столе и записка, оставленная Игнатом. Не решилась сразу брать листок, боясь нарушить равновесие приятного утра. Сначала приняла душ, смывая с себя запах мужчины, потом не спеша позавтракала, переоделась в домашнее платье и осторожно взяла сложенный листок.
«В два часа Гасан отвезёт тебя к гинекологу. Сделаешь новый противозачаточный укол». – гласило короткое послание, удивившее меня.
Зачем колоть себя гормонами, если всё, что нужно Немцову от меня, это только чтобы я заглатывала по самые яйца. Наверное, он не в курсе, что таким способом трудно забеременеть, сколько бы раз не спускал мужчина семенную жидкость.
Отвесила себе оплеуху в уме. Почти искусствовед, который вряд ли теперь закончит образование, дочь из интеллигентной семьи, не позволяющей себе общаться вульгарно и с матом, не испорченная деньгами и молодёжной искушённостью девушка, а так спокойно рассуждала о минетах, яйцах и сперме. Стало страшно. Что же будет со мной к концу срока. Это, как сиделец, ушедший на зону культурным человеком, а вернувшийся с татуированным жаргоном.