Засланцы - стр. 13
В играх участвовал. В потешных сражениях сам бился и не обижался, если его сшибали с ног. Ещё очень метко стрелял из пушек и очень споро делал государственные дела. Бояре этому очень удивлялись.
Дмитрий вернул из ссылки Романовых и других, наказанных при Годунове. Это всё было хорошо, но были и какие-то не очень приятные его промахи. Вместо патриарха Иова он выбрал патриархом грека Игнатия. Одевался он, Дмитрий, по-польски. Поляки и немцы гуляли в Москве по буфетам, грабили, дрались и издевались над московским народом. Вели себя как завоеватели.
С Иовом такая была история. Иов, он когда-то полюбил Григория Отрепьева. Тот был умный, толковый, но, прослышав его речи о том, что он будет царём, хотел его сослать в монастырь, но Григория кто-то упредил, и он сбежал.
Многие говорили, что Дмитрий и есть тот самый Гришка Отрепьев. Однако у меня на этот счёт были тогда большие сомнения. Чудов монастырь, в котором служил Гришка, находился в Кремле. Я понимал, что Иов, которого скинули с патриаршества, мог бояться обличать Дмитрия, но не могу себе представить, чтобы настоятель Чудова монастыря, который почти ежедневно видел Дмитрия, стал бы молчать. Он мужчина был суровый и отважный. Не смолчал бы. Однако же молчал. В чём тут дело? То, что Дмитрий не Дмитрий, это было понятно. Лишь самые наивные и простые люди верили в эту легенду.
Люди пограмотнее в неё не верили, но поддерживали – выгодно было и безопасно. Тем более что царица Марфа, привезённая из монастыря, признала Дмитрия сыном. Но это нетрудно было сделать. Договорились с ней: либо признаешь, либо сама за сыном пойдёшь в мир иной. Она и признала.
Правил Дмитрий вначале хорошо. Наказал многих неправедных судей, заботился о правосудии. Он правил всего-то одиннадцать месяцев. Но за эти одиннадцать месяцев благосостояние у россиян сильно поднялось. Вы не поверите, но к концу его правления даже простые люди могли есть такие деликатесы, как осетрина.
Не скрою, я в этом помог ему. А совет мой был до невероятности прост: отменить на время пошлины для иностранных купцов. Он меня послушался, отменил. И вернуть из ссылки врагов Годунова тоже я ему посоветовал. Ему позарез нужны были свои люди, на которых он мог опереться. Они появились. Однако с появлением этих людей обострились отношения с теми, кто был на стороне Годунова.
Василий Шуйский, который лучше других знал, что сын Грозного погиб, стал плести сети заговора. На Шуйского донесли. Бояре, близкие к Дмитрию, потребовали голову Шуйского. Василия взяли и собрались казнить. Шуйский, как ни странно, оказался мужественным человеком. Уже на Лобном месте закричал на всю площадь: «Братья! Умираю за правду!» Умереть ему не дали. Прискакал посланец царский, и Шуйского с братьями отправили в ссылку.
Дмитрий старался расплатиться со всеми польскими панами, которые помогли ему взойти на престол.
А пока он пировал, гулял с боярами. А я потихоньку старался выведать, откуда же он взялся. Постепенно из его речей я понял, что военному искусству он учился в Запорожской Сечи. Потом в Литве, в школе, выучился латыни и другим наукам. Потом поступил на службу к богатому поляку – пану Адаму Вишневецкому. Там он сделал один хитрый ход. Вишневецкий любил его как сына. А Дмитрий однажды притворился больным и, якобы умирая, на исповеди сказал иезуиту, чтобы после смерти его он нашёл под постелью свиток, где всё написано. Иезуит не стал ждать его смерти, тут же стащил свиток и показал его Вишневецкому. А в свитке было написано, что он – сын Ивана Грозного, и вместо него убили другого мальчика, сына священника, а верные бояре перевезли его в Литву. Вот такая интрига.