Размер шрифта
-
+

Защита - стр. 21

Нужно было обсудить уже собранное с глазу на глаз и дальше двигаться в согласованном направлении.

В проходной института в этот день дежурил Володя – своего рода местный дурачок из охраны, из тех, что любое дело доводят до абсурда показной важностью. Он был местной достопримечательностью. Над ним шутили и одновременно побаивались.

Володя фокусничал, обыскивал студентов, и они со смехом соглашались показать, что у них в портфелях, сумках, чемоданчиках, шутили и одновременно боялись его. В обычные дни Прокопенко прошёл бы на территорию, пользуясь старым удостоверением, но в этот раз не хотелось рисковать, связываясь с дураком -Володей, да и визит не безупречно выглядел бы на первых порах, хотя ему было смешно видеть, как напрягался этот доморощенный страж порядка, выглядевший в его глазах паяцем.

Он мог бы походя напугать Володю, но поначалу не стоило высовываться. А в случае скандала в проходной досье могло угодить в чужие руки, что нарушило бы условия контракта.

Время шло, и посещение затягивалось. Он сам был в этом виноват. Следовало предварительно созвониться и согласовать встречу. Но он понадеялся на удачу. «Ладно, ещё не вечер, – решил он про себя. – Теперь, пожалуй, лучше уйти, а завтра, созвонившись, с утра устроить кафедре моноспектакль «Ко-ко-ко».

Когда Дарья Семёновна, наконец, появилась у проходной, собственноручно неся пропуск Прокопенко, агент ушёл, и она вздохнула с осуждением: мол, больно нервные стали, не могут подождать.



Глава 8


1

Сравнение с головоногими подходило Протопопову. О бородавчатых тевтисах писал ещё Аристотель. Известен колоссальный пульп де Монфора. Но необыкновенен сам по себе даже мелкий осьминог. Из-за того, что пищевод спрута проходит через мозг, он не глотает крупную добычу, несмотря на размеры и аппетит, а лишь мелочь не больше муравья. Вопрос лишь в том, кто для шефа крупнее муравья?

И есть эффект самопожирания – для животных это необыкновенное свойство. По-человечески это принцип: «А пропади всё». Такая возможность существует в последнем слове. Но это если полностью сойти с ума. Осьминог способен прикинуться мёртвым.

Недавно на кафедре выбирали шефу зама. Поступило указание ректората. Кому руководить в его отсутствие? Поначалу решили, что Левковичу Моисею Яковлевичу. А кому ещё? Бесспорно, он опытный и заслуженный. Все горячились, а шеф молчал. Требуется его одобрение, а он молчит. И поползли слухи, что, мол, в Совете не заладилось, и получен анонимный сигнал и о Левковиче: беспартийный, мол, еврей, возможны сионистские воззрения. Так и повисло с заместительством.

Каждый раз, когда наступало время говорить учёному секретарю, в зале возникал шум. Голос его был тих и бесцветен.

– …Слово предоставляется… профессору Левковичу, – прошелестел секретарь, и к трибуне пронёсся Левкович, что-то бормоча себе под ноc. Не снижая скорости, словно проход был отрепетирован заранее, он обогнул стол, по ступенькам поднялся к трибуне и, возложив руки на подставку для бумаг, уставился в зал. Председатель взглянул на секретаря, тот кивнул и звякнул звонком: можете начинать.

– Закон естественного отбора не властен над человеком, – скрипуче произнёс Левкович. – Мы научились небезуспешно обходить его. Но он прижился в науке…

Движения стихли. Теперь глаза присутствующих были направлены на лысого человека, державшегося за края трибуны, как за поручни капитанского мостика, уверенно, словно он и был здесь капитаном.

Страница 21