Зараза - стр. 20
Егерь догнал нас и сперва забросил винтовку, а потом и запрыгнул сам, тесня сидящих. Меня толкнули, да так что я чуть опять не отрубился от болевого шока.
Люки закрыли перед носом у самого шустрого преследователя – местный работяга в синем комбезе, который уже почти ухватился за кузов. И тут уж сложно было валить на галлюцинации, я точно видел страшную рваную рану на шее с подсохшей кровяной коркой, которая совершенно не смущала чернокожего парня.
Машину тряхнуло, возможно, переехали кого-то на скорости. Меня впечатало лбом в жесткую панель, сознание стало покидать меня, и последнее, что я увидел, – руку на спинке сиденья запрыгнувшего в машину бойца с бледным следом от укуса на запястье.
Проснулся я от яркого света. Настолько яркого, что долго не мог понять, где нахожусь. Свежий ветерок в окно, пыль, светящаяся в солнечных лучах, – все как в детстве, будто я у бабушки на даче. За окном яблоневый сад, а чуть дальше пасека. В голове что-то гудит и жужжит, будто пчела над ухом, где-то за спиной звенит посуда, точно бабушка готовит завтрак. Очень хочется какао и ее фирменные вареники с вишней…
Но, нет. Воздушные первые мгновения после пробуждения отступили, и на смену им пришли обрывочные воспоминания…
Просыпался я плохо, тяжесть в голове лишь слегка ослабла, а в остальном будто вынырнул с приличного бодуна. Как если бы пил часов до пяти утра, а сейчас восемь и нужно ехать на работу. Дурацкое пограничное состояние, когда часть тебя все еще пьяная, а другая уже страдает от похмелья.
Зато в первое мгновение я не ощутил боли в ребрах. Жаль, что только в первое. Стоило поерзать, пытаясь разобраться, почему так трудно дышать, да и тесно, как в смирительной рубашке, как вместе с воспоминаниями вернулась боль.
На мои охи-вздохи отозвалась медсестра, милая девушка с выразительными формами, такими, что есть, за что подержаться. А потом и врач подошел.
Осмотрели меня быстро, еще быстрее напичкали какими-то лекарствами и что-то вкололи. Диагноз оказался простой – ушибы, сотрясение мозга, да подозрение на трещины в ребрах. Лечение прописали древнее как мир – постельный режим.
Я пытался узнать у медсестры, что происходит в городе, но кроме общих слов про большое количество беженцев, частые вспышки агрессии среди гражданских и боевые столкновения с бандами, которые пытаются грабить город, она ничего не знала.
Лагерь миротворцев стоял за городом вдали от скоплений людей, так что по-своему тут было тихо. И скучно. Уже минут через пятнадцать я с закрытыми глазами мог нарисовать план расстановки мебели и описать каждую мелочь, которая здесь была.
Стены из голубого пластика, этакая строительная времянка, только больше в размерах. Вроде крепкая, но нет-нет, а то и дело в голове всплывали ассоциации с незавидной судьба Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа. Десяток коек, три из которых в дальнем от меня углу заняли солдатами с огнестрельными ранениями. Два тихих и смирных в довольно тяжелом состоянии, а один все время стонал и что-то бредил о ходячих мертвецах.
Рядом с кроватями примостились стойки под капельницы и совсем хлипкие с виду тумбочки. Возле моей лежанки интересного было больше, на полу валялся бронежилет, а на тумбочке мой блокнот с ручкой, ножик и мелочь, которую выгребли из карманов. Еще кто-то положил кулек с неочищенным арахисом, у нас бабульки в таких семечки продают.