Запутанные отношения - стр. 23
Она старательно расстелила покрывало, на него одеяло, накрыла сверху полиэтиленом и только тогда, откинув свисающее до пола покрывало, подлезла под кровать.
Мальчик все так и лежал, не поменяв позы, и не дышал совсем, как почудилось ей.
Катька струхнула!
– Эй! – девочка толкнула его кулачком в плечо.
– Это соседка приходила? – отозвался он вопросом.
– Да, уже ушла, – успокоила Катька. – Переползай сюда.
Тот повиновался и кое-как переполз из-под кровати на расстеленный полиэтилен.
– Тебя надо осмотреть, но сначала помыть, – распорядилась Катерина с неизвестно откуда взявшейся уверенностью в себе и в своих решениях.
– В больницу играть будешь? – усмехнулся пацан разбитыми губами.
– Играть не буду! – твердо пообещала она. – Сейчас принесу таз с водой и губку. А ты раздевайся!
– Ух ты! – слабо выказал удивление мальчишка. – Командуешь? Сам до ванной дойду.
– Ты же еле ползаешь! – всплеснула командирша ручками, по-старушечьи.
– Отлежался немного, пока у тебя тут Евгения шарилась.
И медленно, передыхая, кое-как доплелся до ванной комнаты, даже вытолкал ее за дверь, не разрешая помогать, и умудрился помыться под душем. Одеваться в рваную и всю в крови одежду не стал, остался в одних трусах, самостоятельно сходил в туалет, но на этом последние силы кончились – свалился на пороге комнаты как тряпичная безвольная кукла.
Спасительница присела рядом, гладила его ладошкой по спине и плакала от бессилия. Ничего, отлежался, отдышался и дополз до «больничной» половой койки.
– Тебя как зовут? – спросила она.
– Тимофей, – представился пацан, не открывая глаз. – А ты Катька, внучка бабки Александровой, я знаю.
– Не Катька. Катерина, – возразила та.
– Это одно и то же.
– Нет, не одно, – очень твердо и уверенно еще раз возразила она.
– Значит, будешь Катериной, – согласился мальчик.
И это были его последние вразумительные слова в ту ночь.
Самую страшную ночь в жизни девятилетней Катерины Воронцовой.
Он был очень сильно, зверски избит. Синяки различной интенсивности и глубины покрывали весь его торс, ноги, но больше всего пострадали лицо и голова. Рассечены обе брови, разбит и, скорее всего, переломан нос, разбиты все губы, на затылке в нескольких местах рваные раны. Катюшка старательно и осторожно обработала все сначала перекисью водорода, затем, не жалея, йодом, забинтовала разбитый в кровь локоть правой руки. И как-то умудрилась затолкать в него, потерявшего сознание, две таблетки аспирина и анальгина.
Он метался всю ночь, стонал, дрался с кем-то во сне, кричал, а она закрывала его рот ладошкой, чтобы не услышали соседи. Порой впадал в забытье, порой начинал бредить непонятными, незнакомыми ей словами.
Девочка не отходила всю ночь, поила крепким чаем, когда мальчик приходил в себя, отдав свой многодневный рассчитанный паек заварки. Засыпала, проваливаясь в сон, когда он затихал, просыпалась, когда начинал метаться, и плакала от бессилия, оттого, что не знает, как помочь, вылечить, и что делать.
Лишь под самое утро пострадавший успокоился и заснул не тревожным обморочным сном. Катюшка осталась с ним, укрыла его и себя запасным покрывальцем из шкафа, поставила рядом будильник – распорядок надо соблюдать – подъем в семь утра! И провалилась в сон-омут.
Когда заорал будильник, открыла глаза и увидела Тимофея: тот лежал на спине, повернув голову, и внимательно ее рассматривал.