Размер шрифта
-
+

Запретный плод для бастарда - стр. 37

Мы вчетвером недоуменно переглянулись между собой: и каждый друг другу пожал плечами. – Никто из нас ни к чему не прикасался! – озвучил общую мысль Марк.

– Молись, чтобы это действительно было так! – кивнул Эрик. И тут же воскликнул: – Твою орк задницу!

Звук «хррр… хррр… крях… крях… хррр… хррр» вдруг прекратился, но вместо него раздался другой – свистяще-шипящий и гораздо более угрожающий на слух. Я повернула голову и застыла в оцепенении…

На меня сверкая изумрудами зёленых глаз, неслась горгулья совершенно неимоверных размеров: размах её перепончатых крыльев составлял метров так восемь, никак не меньше, ноги её были мощнее и больше в обхвате, чем у занимающегося извозом кентавра, и как будто этого было мало, они также были ещё и укомплектованы зловещего вида когтями; что касается её пасти, то такая громадная и такая зубастая пасть сделала бы счастливой самую громаднейшую и прожорливейшую из акул, а за такие рога, как были у этой горгульи, любой самец из винторогих козлов[1] отдал бы полжизни.

И всё это счастье было для одной меня! И неслось оно ко мне, будь оно неладно, со скоростью, равной скорости дружественных мне ветров, и выяснилось это в течение первых же секунд атаки!

 

[1] У самцов винторогого козла рога достигают 1,5 м и более. Чем больше у самца рога, тем он привлекательнее для самок.  

7. Глава 7

Глава 7

Едва только горгулья бросилась на меня, СВ и ЮЗ сориентировались мгновенно, ветры со свистом сгустились вокруг меня, выхватив буквально из под носа чудовища. Настолько буквально из под носа, что острые рога горгульи, изгибавшиеся по обеим сторонам её акульей пасти и указывающие прямо вперед по направлению её взгляда, зацепили мою ногу, вспоров штанину и прочертив длинную кровавую царапину от колена до ступни.

Ужас и шок сменились злорадным восторгом, когда я увидела, что атаковавшая меня убийца, не сумев преодолеть силу инерции: своей коронованной двурогими вилами каменной башкой неумолимо стремится прямиком в стену, которая ранее была у меня за спиной.

Однако восторг продлился всего мгновение, потому как ровно столько времени прошло с того момента, как я обрадовалась и до того момента, как горгулья своей каменной башкой, мчащейся на скорости ураганного ветра, врезалась в каменную стену замка и устроила замкотрясение…

А замкотрясение оно, как известно, без сопровождения не ходит, а в сопровождающих у него: гул стен, грохот захлопывающихся дверей и окон, дребезг потолочных люстр по всему замку, а также звон разбившихся окон и посуды.

– Тысяча паучьих чорножопых морд! – схватился за голову Эрик. – Прав был отец, когда говорил, дружба с нимфами к добру не приводит! Чтоб этого нимфа с длинными руками… – и принялся отводить душу тем, что начал укрывать этого пока неизвестного нимфа совершенно непереводимым на приличный язык набором отборных ругательств.

– Плю-ууумо! – завопила я во всю мощь моих лёгких, вспомнив о своей кровоточащей ноге. А чего уж тут стесняться? Все в замке всё равно уже на ногах и наверняка дружной толпой ломятся к тронному залу. – Делай, что хочешь, но в эту дверь – никто не должен войти!

Плюмо тут же выпорхнул из моей причёски, бесцеремонно прошёлся острым пером по моей ранке…

– Больно же, изверг! – сквозь зубы прошипела я. Но Плюмо меня уже не слышал, потому что он расписывал дверь заклинанием, следующего содержания: «Quid est enim sanguis meus et litteræ signatæ ipsius Vetito Chentiy, ne quis apertum est usque ad horam constituit expiratus[1]» И снизу шла приписка: «Carolina quinquies iterum alta voce[2]»

Страница 37