Запретное чтение - стр. 7
– Люси! – воскликнула она не по-библиотечному громко. – Неужели ты смогла угомонить эту женщину?
Я нащупала ногами под столом туфли и влезла в них.
– Да, – ответила я со вздохом. – Она пыталась всучить мне вот это.
Я принялась разворачивать листок со списком, но Лорейн отмахнулась – она его уже видела.
– Просто больше не позволяй ему брать домой книги про волшебство. И оставь записку для Сары-Энн и Айрин.
Я уже почти перестала удивляться Лорейн с ее убеждением, что, если мы хотим, чтобы местная община покупала нам стулья, этой общине необходимо всячески угождать, и к черту гражданские права. Она всегда с готовностью быстро и безвозвратно удаляла из библиотеки любую книгу, на которую пожаловался хотя бы один из читателей. Вместо того чтобы обозвать ее старой безмозглой алкоголичкой или схватить телефон и оповестить Союз гражданских свобод, я избрала путь наименьшего сопротивления и спросила:
– И как ты себе это представляешь?
Лорейн слегка покачнулась и ухватилась за край стола. На ногтях у нее был темно-красный лак, на коже вокруг каждого ногтя – тоже.
– Ну, можно говорить ему, что их нельзя выносить из библиотеки – редкий экземпляр. Или что-нибудь вроде того.
– Ладно.
Я не сомневалась, что Лорейн больше не вернется к этому разговору и через месяц совсем о нем забудет. А если она попытается уволить меня, потому что я выдала на дом читателю книгу из публичной библиотеки, я за десять минут состряпаю себе такое юридическое обоснование, что ее пропитая голова пойдет кругом.
– Люси, ты не заболела? – вдруг поинтересовалась она. – Блузка у тебя сегодня какая-то мятая.
– Спасибо, я в порядке.
– Да-да, я так и думала.
Она наконец выпустила из рук мою столешницу и осторожно двинулась в сторону детского туалета.
Ровно в шесть я выключила компьютер, расставила по полкам книги из тележки и пошла наверх. При виде меня Рокки выкатился из-за своего стола. За толстыми стеклами в черной оправе его глаз почти не было видно – впрочем, они и без очков терялись в его увесистых щеках. Несколько читателей по секрету признавались мне (а я в ответ только ошеломленно кивала), что удивляются, “как он вообще может нормально разговаривать”.
– Кофе? – предложил Рокки.
– Ага.
Мы заперли библиотеку и отправились в нашу бутербродную на другой стороне улицы. Рокки подождал снаружи: там на входе была ступенька, и я вынесла ему кофе. Я села на скамейку на тротуаре, он подкатился и остановил свою коляску рядом со мной. Я отхлебнула кофе через дырочку в крышке и обожгла язык.
– Сегодня на меня наорала мать Иэна Дрейка, – начала я.
Это была неправда, но у меня после нашей беседы осталось именно такое ощущение.
– А потом из-за матери Иэна Дрейка на меня наорала Лорейн.
Я, как восьмилетняя девочка, описала ее поведение словом “наорала” просто потому, что оно мне не понравилось.
– Она требует, чтобы я отслеживала, какие книги он читает. Я сейчас не про мать, а про Лорейн!
Рокки снял крышку со своего кофе и подул в стакан. Почему язык все время обжигаю именно я? Почему всем остальным приходит в голову принять элементарные меры предосторожности, а мне нет?
– Ну, ты ведь знаешь, что на нее не надо обращать внимания, – пожав плечами, заметил Рокки. – Или собираешься теперь только об этом и думать?
Рокки был убежден, что я все принимаю слишком близко к сердцу. К тому же он проработал в библиотеке уже двенадцать лет и за это время так привык к Лорейн, что совсем перестал ей удивляться. А еще мне в последнее время казалось, что он с каким-то извращенным наслаждением подчеркивает мою наивность, ведя себя так, будто сам он не только ни капли не потрясен происходящим, но еще и находит все это скучным и обыденным: ну подумаешь, засохшая рвота четырехлетней давности на нашей новой энциклопедии “Британника”; ну мало ли, старая бутылка из-под “Спрайта”, в которой Лорейн хранит водку в холодильнике для сотрудников; ну да, президент Соединенных Штатов утверждает, что это Иисус пожелал, чтобы мы вступили в войну.