Запретная любовь - стр. 38
– Здравствуй, огонер! Закурить не дашь?
– Давай, парень, ходи обратно. Стрелять буду.
– Стрелять? А что я такого сделал? Что, и курить уже запретили? – Жорик медленно подходил к Слепцову.
– Стрелять буду, – повторил Слепцов. – Уходи.
– В тюрьму посадят за убийство. Дай закурить, и я уйду. – Жорика, прячущего в рукаве нож, отделяло от Слепцова уже несколько шагов.
Слепцов, старый опытный охотник, не раз выходивший один на один с медведем, не мог выстрелить в человека, хотя и понимал, чем это грозит, и погиб, так и не нажав на курок.
Николай заметил происходящее слишком поздно, когда ружье уже было в руках Жорика. Дважды стрелял бандит в Николая, и оба раза Николай, как щитом, прикрывался Хмуровым. Жорик, бросив ружье, перескочил через забор, Николаю, с одной рукой, сделать это было трудно.
Многие недоумевали, почему Слепцов не выстрелил в Жорика. Когда спросили об этом у Алексеева, тот чуть не накричал:
– Почему? Почему? Да потому, что не должен человек стрелять в человека. Не должен, если он настоящий человек.
На похоронах Николай чуть не расплакался и все твердил, что в смерти Слепцова виноват он.
Возвращаясь с похорон Слепцова, Алексеев подумал, надо же, какую смерть старому охотнику определил Дьылга Тойон – бог судьбы. Интересно, а что он приготовил для него, и сразу вспомнил предупреждение Сомова, высказанное им на охоте. Конечно, ничто не мешает Ножигову сдать его в НКВД, посадил Марту, так почему бы ему то же самое не проделать со мной. Опыт есть. Но тут же Алексеев успокоил себя, главное, Марте ничто не угрожает.
Алексеев ошибался.
В район снова наведался товарищ Смирнов из области, опять же по линии лесозаготовок. Вызвали всех начальников лесоучастков, парторгов, комендантов… После совещания Смирнов, как бы предупреждая, что он все помнит, ничего не забывает, спросил:
– Как ваш Ромео, как его, Алексеев, кажется, поставили на правильный путь?
Секретарь райкома глянул на Ножигова, но пока комендант тяжело поднимался, застряв между столом и стулом, Дрюков отрапортовал:
– Марта Франц, на которой Алексеев собирается жениться, на днях вышла из тюрьмы, и они продолжают свои любовные отношения. Хотя Алексеев уже получил выговор на бюро райкома за потерю бдительности.
– Упорствует, значит. Вы что, товарищи, – грозно глянул Смирнов на Шипицина, – в бирюльки здесь играете? Я же в прошлый раз ясно сказал, такие вопросы решаются сразу, быстро. Раз и навсегда. Неужели непонятно?
– Все сделаем, товарищ Смирнов, недоработка вышла.
– У вас везде недоработка, и по лесозаготовкам, и по политвоспитанию коммунистов. Смотрите, придется нам делать выводы. Я доложу товарищу Масленникову. Секретарь обкома и так недоволен тем, как идут дела в вашем районе. Вместо того, чтобы… – Смирнов еще долго и складно говорил, хмуря брови, и окончательно запугал Шипицина.
И прежде чем удалиться со Смирновым, Шипицин успел шепнуть Дрюкову и Ножигову:
– Делайте, что хотите. Кровь из носу, но эту парочку надо развести раз и навсегда. Считайте это партийным заданием.
– Сделаем, – уверенно сказал Дрюков. – Больше этот вопрос не возникнет. Мы…
– А вот подробности меня не интересуют, – Шипицин поспешил к оглянувшемуся Смирнову.
– Испугался подробностей. Все они так. Хотят быть чистенькими. А я всего лишь хотел сказать, что мы с Леонидом Мартыновичем подумаем.