«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - стр. 22

Двадцать седьмой год оказался подъемным для Саши Косарева, удачным, с неожиданными поворотами.

Тогда он работал в Московском горкоме, его прочили в первые секретари. А квартиры не имел. Жил он вместе с Георгием Беспаловым, Гошей, в гостинице с громким названием, но весьма скромным бытом – «Париж». В ту пору вместо нэпманского «Париж» ее называли 27-й Дом Советов. Там же временно размещали многих партработников с периферии. Одни ждали квартиру в Москве, другие, наоборот, – перевода на периферию.

«Париж» снесли еще до войны, построили на этом месте серую скалу Госплана СССР, а теперь в Охотном Ряду заседает российская Дума.

Рядом с Косаревым жил Николай Чаплин, двери комнат рядом, и поэтому вечерами туда набивалось много молодежи. Приходили и девчонки, с которыми запросто можно было закрутить роман, но Косареву они не нравились.

Нравилась ему другая девушка, жившая наискосок от их с Чаплиным «апартаментов»: карие глаза, пристальный взгляд, приятная улыбка. Что он знал о ней? Да почти ничего. Говорили, что зовут ее Маша, что учится в Нефтяном институте имени Губкина, что отец – грузинский большевик Виктор Нанейшвили. Он ждал назначения. А приехали они в Москву из Перми.

Вот и всё.

И вдруг накануне праздника – звонок в номер.

Косарев снимает трубку и слышит приятный голос с легким грузинским акцентом:

– Здравствуйте, это Мария. А можно товарища Беспалова?

Саша оторопел от неожиданности.

– Товарища Беспалова нет дома.

– Жаль, это мой земляк из Перми… Что же делать?

– А по какому вы делу? Извините. Может быть, я сумею помочь?

Оказалось, Маше очень хотелось на парад. Она его никогда не видела, только по радио слышала. А приближалась десятая годовщина Октября. У Косарева оказался билет на два лица. Если Маша хочет, они могут пойти вместе? Еще бы она не захотела!

Их так потянуло друг к другу, первого секретаря Московского горкома и студентку, что всего через пару недель они уже просили материнского благословления у матери Косарева, Александры Александровны, «бабы Саши». А весной позвали друзей на свадьбу.

Наверное, вспоминая об этом в камере на Лубянке, Косарев поражался, каким далеким и даже абсурдным может казаться недавнее прошлое, когда ты взаперти и над тобой готовят расправу.

Наверное, и Маша, которую тоже, повергнув всем унизительным процедурам, затолкали во Внутреннюю тюрьму, могла думать о том же.

Но, слава богу, тут я избавлена от фантазий, потому что бабушка выжила, и спустя годы сама рассказывала о своей свадьбе всякие забавные подробности.

– Кроме самых близких друзей и родных, никого на ней не было, – говорила она. – Из «моих» была Лена Джапаридзе, дочь знаменитого бакинского комиссара Алеши Джапаридзе, Ходшашвили… Кто еще? Не помню сейчас всех. Немного было. Дали нам тогда квартирку небольшую в доме 8 по Русаковской. Мой свадебный наряд составляла юнгштурмовка. Саша был в костюме. И, представь себе, в сорочке с галстуком! Многие комсомольские вожаки галстук тогда презирали, считали его мещанством. Другие обзывали галстук «собачьей радостью». Саша часто требовал, чтобы парни, занятые работой в комсомоле, галстука не стеснялись – «ведь Ильич тоже галстук носил!»

То, что грузины музыкальны, Мария Викторовна считала нормой, а вот Косаревы удивили ее музыкальным слухом: все прекрасно пели и танцевали.