Заплачено кровью. Трагические события первого года войны - стр. 37

Поздним вечером политрук роты Андрей Александров составлял свое первое боевое донесение. Изредка включая фонарик, потому что от усталости писалось с трудом, Андрей морщил лоб, вспоминая подробности первого боя. Все три отбитых атаки немцев слились в одну, хорошо помнил только их последнюю контратаку, уже под вечер. Андрей, как ни старался в ходе боя запоминать отличившихся бойцов, скоро многое перепутал в памяти, да и забыл, так как днем писать было некогда. «Кто же убил в первой атаке сразу трех немцев подряд? Кажется, Митрофанов. Пулеметчик Сафонов отлично действовал, не меньше двух десятков уложил». Вспоминая пофамильно бойцов своей роты, Александров почти за каждым припоминал и какое-нибудь отличие. Один убил четверых гитлеровцев, другой заколол немца штыком. – «Кого-то выделить особенно?»

После «шапки» политдонесения Александров написал: «Особо отличившихся определить или выделить невозможно. Бойцы и командиры как один, по-богатырски, как подобает людям Сталинской эпохи, сражались с проклятым врагом. Все до одного, кто участвовал в бою, заслуживают не только поощрения, но и правительственных наград». Андрей, подумав еще немного, добавил: «Фактов трусости, паникерства – не было». Расписался и, услышав голос старшего политрука Коваленко, агитатора полка, пошел к нему.

– Александров? К замполиту.

Замполит 624-го стрелкового полка, а теперь и его командир Максим Никифорович Михеев, мрачного вида мужчина с тяжелым взглядом серых маленьких глаз, сидел у себя в блиндаже и тоже писал политдонесение, в политотдел дивизии.

– Андрей? Готово? Ну-ка, покажи, – углубился он в поданный Александровым лист бумаги.

– Маловато написал. Сам-то сколько немцев убил?

– Семь.

– Из винтовки? Даешь… – недоверчиво протянул Михеев, думая, что надо бы вставить в политдонесение и строчку про Александрова: парень несколько раз поднимал роту в контратаку и вообще действовал добросовестно. В полку многие комсомольцы знали Александрова, как секретаря Арзамасского райкома комсомола.

Михеев задумался, а потом медленным угловатым почерком дописал: «Парторг полка Тарасов с небольшой группой бойцов уничтожил два пулеметных расчета, устроил засаду на дороге и забросал гранатами три автомашины с пехотой противника». Поднял уставшие глаза от бумаги, подумал еще немного и написал про Александрова, потом, долго вспоминая фамилию, добавил: «Лейтенант Новиков, командир минвзвода, когда все расчеты вышли из строя, один вел огонь из двух минометов, перебегая от одного к другому. Заставил залечь перешедший в атаку немецкий батальон, а потом обратил его в бегство». «Могут не поверить, – подумал Михеев, – чтобы один человек и отбил атаку батальона». Но решил оставить все, как есть. – «Написать еще про артиллеристов, действовали отлично, дерзко, чувствуется выучка». И, вспомнив, что погиб начальник артиллерии полка старший лейтенант Мозговой, отличный и смелый парень, вздохнул и задумался: «Потери, потери… Слишком много для первого дня. Козлова нет, Лебедева нет, Фроленков выбыл, и хорошо еще, если довезут до госпиталя и на немцев не наткнется… Командиров рот убило троих. Третий батальон вообще с концами…».

Лейтенант Лукьян Корнилин, обойдя роты своего батальона и лично собрав все сведения для составления боевого донесения, сидел, не зная, с чего начинать писать. Никак не укладывалось в голове, что потери за один день боя составили 60 процентов. Собственными глазами видел он 13 подбитых немецких танков, несколько автомашин, трупы гитлеровцев, которых, по данным ротных, набиралось около сотни, но чувство тяжести от своих потерь не проходило.