Записки психиатра - стр. 5
– Что же, архитектор таким и останется? – с трепетом спросила я Анну Ивановну Миронову.
– Нет, мы его начали лечить.
– А как?
Анна Ивановна улыбнулась моему нетерпению и ответила: – Таких больных лечат гипертермическим методом – высокой температурой. Мы прививаем им трехдневную малярию – берем несколько кубиков крови у больного малярией и впрыскиваем под кожу. После десяти – двенадцати приступов с высокой температурой малярию излечивают с помощью хинина, а затем проводят специфическое против сифилиса лечение, например бийохинолом. Высокая температура ослабляет возбудителей болезни, и дальнейшее специфическое лечение уже дает успех.
– И архитектор будет совсем здоров?
– Не берусь утверждать. К сожалению, болезнь запущена. Но пока что работу меньшей сложности он выполнять безусловно сможет. И такую работу мы ему найдем.
– Но разве трудоустройство больных дело врача?
– Нет, но ведь человека надо вернуть обществу не ущемленным, а бодрым.
Усталая, взволнованная пережитым, я вышла на улицу. В кармане нащупала письмо, переданное мне физиком-изобретателем. «Надо отправить», – подумала я и уже хотела опустить письмо в ящик, как вдруг обратила внимание на то, что оно адресовано на имя известного академика. Это меня смутило. К тому же было любопытно узнать, что пишет человек, которого я твердо считала здоровым. Пришлось вернуться в больницу и посоветоваться с Анной Ивановной. Она распечатала письмо и, улыбнувшись, прочитала:
«Глубокоуважаемый Ипполит Сергеевич!
Уведомляю Вас, что личные враги засадили меня в сумасшедший дом. Они думают воспользоваться моими изобретениями. Как Вам известно, я открыл способ передачи мысли на расстоянии и для этого изобрел сплав для граммофонных пластинок, благодаря которому голос с пластинки будет слышен сразу в нескольких городах. Здесь, в сумасшедшем доме, мне строят всякие козни. Сегодня ночью враги направили из отдушины инфракрасные лучи на мой мозжечок. Исчадия ада полагали расплавить его и выведать секреты. Это им не удалось, я вовремя закрылся одеялом.
Прошу, Ипполит Сергеевич, высвободить меня из этого бедлама.
Премного обязанный Вам физик-изобретатель Цирцеев».
Значит, он действительно психически больной! Мне вновь представились ясные, как у ребенка, глаза, разумная речь. Выйдя от врача, я заплакала.
Домой вернулась в полной растерянности и, кажется, в первый раз в жизни по настоящему глубоко задумалась.
…Когда я однажды потеряла деньги и горько плакала, моя старая бабушка сказала мне: «Деньги потерял – ничего не потерял, здоровье потерял – половину потерял, ум потерял – все потерял». Не сразу я поняла горькую мудрость этой пословицы. Поняла и другое: потерянный ум можно найти…
Прошел год. К моменту выбора профессии мне было ясно, что я не в состоянии оставить трудную, но увлекательную задачу – изучать психическую деятельность человека и возвращать его к трудовой жизни.
Так, время, проведенное в психиатрической больнице, определило мое будущее.
Я стала с особым чувством приглядываться к окружающим меня людям, вслушиваться в их речь. Резкие реплики, споры, недисциплинированность – все казалось мне проявлением ненормальности. Самые умные и нормальные на мой взгляд люди в разных ситуациях жизни зачастую совершали неумные, необдуманные, а иногда и ненормальные поступки. По учебнику психиатрии все укладывалось в строгие четкие рамки классификации. Живой больной с его страданием оказался куда сложнее. Вот здесь и трудно выпутаться из противоречий, которые возникают на каждом шагу. На помощь приходили книги, беседы со старшими товарищами. Это обогащало, но меньше, чем общение с больными. Лекции профессоров и врачей клиники очень много прояснили. Но все-таки окончательно разобраться в трудных вопросах помогла мне сама жизнь, практика.