Записки партизана сцены. Ал кого лик, или Красна чья рожа - стр. 23

Как говорится, ложки нашлись, но осадок остался. В Джулькиной картине мира появилась трещина, постепенно расползающаяся во всех направлениях. Фраза: “Эту страну не победить!” – зазвучала по-новому.

Где деньги, Зин?

Ситуацию усугубляли перебои с выплатами гонораров и зарплат.

Деньги закончились довольно быстро, к первым предпремьерным показам.

Как выяснилось позже, чехов кинули на деньги наши, местные твари с характерными фамилиями.

Если в первые пару месяцев мы получали доллары стабильно раз в неделю, а платили нам именно в долларах, то ближе к генеральным прогонам – в лучшем случае раз в три недели и вдобавок не в полном объёме.

Недовольство зрело, повышая градус отношений между миссионерами и аборигенами.

Мы всё чаще работали поддатыми или накуренными. Тестирование на алкоголь становилось пустой формальностью, не имеющей силы и последствий. Не имея возможности полноценно платить, лишаешься права предъявлять претензии.

Если в первые два месяца мы собирались у метро “Ленинский проспект”, пили пиво и зависали до утра исключительно после спектаклей, то после начавшихся перебоев с выплатами в этот график добавились встречи перед приходом в концертный зал. На бухло, как ни странно, деньги находились всегда.

С каждой неделей мы позволяли себе всё больше и больше. “Вурдалак” для некоторых из нас превратился в непрерывную тусу. Думаю всем понятно, о ком идёт речь. Я опять начал пропадать и частенько не доезжать до дома. Зависнуть можно было у ЖуЖу или ещё где-нибудь.

Словаки устраивали несколько раз импровизированные посиделки в гостинице при посольстве, и это одни из самых малоприятных воспоминаний. Я, как правило, напивался и вёл себя по-скотски.

Танцовщицы из кордебалета поначалу были приветливы и многообещающи, но скорость света, с которой я превращался в животное, играла против меня, распугивая и отталкивая их. Я оставался один на один с самим собой. Противно вспоминать, и вдобавок сердце сжимается от упущенных возможностей.

Первым слетел с катушек Мишаилыч. Он просто взял и ушёл в запой. “Мясной суп”, так МишМиш называл “Зубровку”, стал обязательным блюдом в его рационе. Поначалу “бульон” добавлялся в кофе, для тонуса, но через несколько дней нагло пился из горла без попыток хоть как-то шифрануться. Обезьён быстро превращался в нагло щерившегося демона, преисполненного отваги и обаяния. Это слишком бросалось в глаза.

В итоге Мишаил МишаИлович покинул нас, а если быть точным, его отстрелили админы, как самое деструктивное звено в механизме, вращающем башню.

Ему на смену пришёл Роман.

Земляк и товарищ Славяна, простой днепропетровский парень, решивший поискать счастья в Москве. Было в нём что-то криминальное, ну или полукриминальное, не знаю, короче, мы с ним сразу спелись. Встретились рефлексирующий интеллигент и гопник с Днепра.

В нашей башне “запылал огонь” готовящегося восстания.

Мы вместе пьянствовали, гуляли, работали, я регулярно приглашал его в гости, игнорируя недовольство жены и тёщи. Нам было весело и легко друг с другом. Ромыч делился рассказами о службе в армии, а я о театральной жизни.

Время шло, денежный поток ослабевал, начались скандалы и забастовки.

Недовольство технического персонала поддержали артисты из кордебалета, пострадавшие вслед за нами.