Записки Ночного Ангела - стр. 25
Отвезя Володю в Одинцово и проторчав на проклятом переезде минут сорок, я все же попал домой. В момент, когда я, как обычно, рывком стянул с себя кроссовки, я понял, что у меня проблема. Двадцать километров в обуви, не предназначенной для леса, и вообще не предназначенной для ходьбы просто-таки «убили» мне ноги. Когда я снимал носки, вместе с носками со всей подошвы слезла и кожа… как стелька, на обеих ступнях.
Боль была невыносимой. У меня не было идеи, чем можно было ее унять, и я просто инстинктивно вернул куски кожи на место. На удивление боль быстро утихла. Не до конца поверив такому волшебству, я снова содрал кожаные «стельки», и боль опять пронзила мозг холодным стальным прутом. Это было так странно. Но вывод был очевиден. Снова вернув лоскуты кожи на место и обмотав все это несколькими слоями лейкопластыря, я смог ходить практически безболезненно. Душ отменился. Размочить все это – автоматически означало снова испытать всю эту гамму болевых ощущений, а я на это был не согласен. Просто умывшись, я переоделся и снова поехал на место поиска. Машин в ночи у штаба было не меньше, чем днем. На месте была и Лена «Кипяток». Ее жилет метался от штаба к машине и обратно, она громко спорила с кем-то в темноте, освещая лицо оппонента фонарем. Оппонент отмахивался и норовил скрыться в темноте, но каждый раз снова попадался под назойливый луч фонаря Кипятка.
Гриша зол и задумчив. Он тоже не понимает, где может находиться пропавший, особенно с учетом того, что весь лесной массив закрыт поисковыми группами довольно плотно. Собрав из присутствующих в штабе четыре группы, Гриша отправляет всех в самую дальнюю часть леса. Точнее, дальняя она только по отношению к штабу, а вообще этот кусок примыкает к высотным домам Града Московский. От одной из групп есть информация, что в ночи был одиночный, слабый отклик примерно в той части леса. Поскольку отклик был один, локализовать его не удалось. Группа вышла из леса, и теперь именно нам предстояло доделать то, что не смогли закрыть ночью.
Горец все так же сидит на бордюрном камне, устало щурясь и протирая очки. Я примерно понимаю, что значит его угрюмая поза. Скорее всего он считает деда уже погибшим, так как последний уже перестал отвечать на телефонные звонки. И последним с дедом по телефону разговаривал именно Горец.
Это практически животный страх большинства координаторов и операторов группы прозвона. Ты общаешься с пострадавшим, а потом у него пропадает связь, или он теряет сознание и медленно погибает в лесу… и ты… последний. Люди прокручивают потом запись этого последнего разговора месяцами, и грызут себя почем зря, выискивая и придумывая собственные «ошибки», постоянно воспроизводя сценарии в духе «а если бы». Позже я сам неоднократно буду попадать в подобные истории, общаясь с пострадавшими по телефону в момент обрыва связи… Никакой трагедии для себя я в этом не увижу. Да, так бывает. Да, люди погибают. Да, я не всем смог помочь. Но я не волшебник и не бог. Связь пропадает, аккумуляторы садятся. Это жизнь.
Горец, взявший свой первый поиск, с ним не справился, и теперь сидит, посыпая голову пеплом. Разумеется, это только его личные выводы, и никто из окружающих так не думает. Отряд вообще действует только на одном принципе – непогрешимости решений координатора. Ты либо выполняешь задачу, которую поставил координатор, либо… тебе стоит десять раз подумать, надо ли тебе ехать на поиск.