Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши - стр. 15

В самый разгар трапезы механик вдруг что-то выбросил на плащ-палатку, которой мы покрывали снарядный ящик, служивший нам столом. Оказалось, что это осколок. И как он попал? Следом за ним и я выкинул осколок несколько меньше первого. Видимо, они угодили в кашу в тот момент, когда рядом разорвался снаряд, и на излете уже упали в котелок. Ребята шутили, но мне было неудобно и совестно за то, что я не усмотрел и поставил на наш стол кашу с фашистскими осколками.

Каждый день мы с великим нетерпением ждали нашего почтальона – веселого украинца Василя. Фамилии его я не знал, а вот запомнился он мне еще с тех пор, как мы в одном эшелоне вместе ехали на фронт, еще на 1-й Украинский. Тогда, в эшелоне, он организовывал связь от головы состава до хвостового вагона. Как правило, он был в середине состава, чаще всего в нашей теплушке. И вот когда после смены паровоза он проверял работу телефонов, то вызывал громким голосом с украинским мягким акцентом: «Голова, голова, как слышишь? Я центральный». Или «Хвист, хвист! Я центральный, проверка связи, отбой!».

С тех пор ребята наши, в основном родом из Владимирской области, прозвали его Хвист. Он это знал и не обижался. Вообще он был парень простой, а самое главное, веселый, и с его приходом из «тылов» у нас на «передке» становилось веселее, от него мы узнавали новости. Кто вернулся из госпиталя, кто попал в госпиталь. Кого в других батареях уже не стало, когда будет показан кинофильм. Одним словом, его приход был нам всегда нужен, это разрядка, а она в боевой обстановке необходима.

Василь приносил нам почту к командирской землянке, где мы собирались по звонку. Письма – что может быть приятнее в боевой обстановке? Получить весточку из дома было огромным счастьем. Читали мы их, как правило, всем экипажем. Секретов ни у кого не было. Мы знали все, что делалось у каждого дома. Не зря говорится, что экипаж – это одна семья.

В нашем экипаже была гармошка. Кроме меня, никто на ней не играл. Вечерами в свободное от караульной службы и других занятий время я брал ее в руки и тихонько играл. В это время на звуки гармошки к нам собирались и другие ребята нашего дивизиона, чтобы посидеть, послушать, а иногда и подтянуть любимую песню. Любимых песен у нас было много, и мы их пели с душой, так, как только способен спеть фронтовик, истосковавшийся по родному дому, по своим родным.

В то время была очень популярна песня «В землянке». Действительно, она очень правдиво отображала нашу фронтовую жизнь. Огонек нашей коптилки отражал на стенах землянки причудливые силуэты моих товарищей, а волшебная музыка этой песни плавно плыла, и каждый чувствовал себя ближе к своим родным и к своему далекому дому. Собирались почти каждый вечер. Случалось так: моя очередь стоять на посту, и тогда кто-нибудь из членов экипажа подменял меня, чтобы я поиграл немного и отвел душу ребятам.

Отчетливо помню, как под самый Новый год в нашу землянку пришел старшина Смола и позвал меня с собой. «Идем, – сказал он, – пришли подарки от рабочих Сормовского завода, получишь на экипаж!» Я вначале не понял, что это за подарки, но потом, когда я подошел к машине, на которой у него было все разложено поэкипажно и приложены бумажки, кому какая посылка, я понял и подставил вещмешок, чтобы он высыпал мне наши посылки. Одна была объемистая, и на ней было написано: «От бригады штукатуров». Вот эта посылка оказалась в моем вещмешке. Другие три были поменьше. Единогласно было принято решение большую посылку отдать механику. Николай и не сопротивлялся.