Записки на кардиограммах - стр. 15
– Понятно – все взрослые были в детстве отличниками.
– Ну. Мы, естественно, тут же на ее станцию позвонили: мол, как? Неужто правда? А они нам: кто – Виола? Ха-ха-ха! Так что такой расклад, дружище, сворачивай свою красоту.
– Слушай, я, пожалуй, оставлю. Упремся – разберемся.
Ожил селектор:
– Старая и новая смены – на конференцию.
– У вас что, обе смены на спевку требуют?
– А у вас что, нет?
– Нет. Только отработавшую. Приходишь утром – и в койку.
– Во живут люди! Ничего, здесь вам не там. Сейчас ощутишь. Идем?
Утренняя конференция. Народ отчитывается, подпрыгивая в ожидании ритуального чаепития. В помещении полумрак. За окном всегдашняя хмарь. Форточка не справляется, и в воздухе царит сложный микс из духов, носков и табачного перегара.
Принцесска вещает из-за стола. Она у нас как английская королева – царствует, но не управляет, разве что с курением борется, пепельницы выкидывает да с коек народ гоняет, а в остальном толку от нее никакого – станцией руководит, как срок отбывает. Сейчас отпоет свое и в кабинете запрется пасьянсы на ноутбуке раскладывать.
– Представляю вам нового доктора. Северов Вениамин Всеволодович. Доктор, по отзывам, грамотный, рукастый…
– Симпатичный, – пискнули из-за шкафа.
– Вы тоже ничего, – успел вставить новенький.
– … и языкастый. По всем статьям оценивается положительно…
Еще бы! К нему тянуло. Как только в дверях появился – в такой жар кинуло, словно глюконат по венам пошел. Глаз сам останавливается: поджарый, жилистый – сил нет!
Говорят, живет один. С дежурствами не частит, на деньги не жадный и за словом в карман не лезет. Сидит вон как ни в чем не бывало, будто сто лет тут уже оттрубил…
– … и в завершение хочу поздравить Ларису Алехину с днем дождения. Предупреждаю насчет возможных эксцессов. В случае чего – никаких «по собственному желанию». Все поняли?
Традиции Северов уважал: коробка «Коркунова», шоколадный тортик, дорогой чай. «Кэмел» для мужиков, Vogue для девчонок, бутылка мексиканской текилы на вечер.
Пучеглазая Галя-Горгона, сестра-хозяйка и штатный осведомитель, сунулась в дверь, покружилась для вида и тут же свалила – стучать. Через минуту на кухне материализовалась Принцесска.
– Вениамин Всеволодович, приказом главного врача в помещениях станций скорой помощи курить запрещается.
Северов сунул начатую сигарету в жестянку из-под «Синебрюхова».
– Касается всех.
В гробовом молчании все побросали свои окурки туда же, демонстративно залив их заваркой из чайника. В жестянке зашипело и сдохло, выпустив напоследок зловонное облачко.
Принцесска победоносно удалилась.
Тишину нарушило резкое «ф-ф-фух» вспыхнувшей спички. Корженев, сунув в рот новую сигарету, прикурил и кинул обгоревший хвостик в пустую банку.
– Вот так и сосуществуем, Веня, методом пассивного сопротивления.
– Ну, я вам скажу, – дожили вы здесь!
– «Аэлита». Ты всегда так изъясняешься, Вень?
– Стараюсь.
Чай он пьет из ненагревающейся металлической кружки, остальное – из прозрачного стакана с обнаженной девчонкой. Скуластая, черноволосая, бедра веретеном. Она стояла под пальмой, вызывающе уперев руки в бока, а на шее у нее, на кожаном шнурке, висел амулет.
… и женщины. Длинные ноги, чуткие ноздри, вздрагивающая под цветастыми тканями грудь.
– Хорошая девушка, по всему видать. Лицо, поза… Дивный стаканчик.