Записки из больницы. Больница Святителя Алексия - стр. 5

Просто_папа

зуева_татьяна, не совсем так. Это борьба за лидерство в условиях неясных приоритетов. Это частая вещь в чисто женских коллективах.

Например, крайняя жестокость в женских тюрьмах объясняется отсутствием ориентиров альфы (для женщины положение в «стае» обычно определяется по статусу её мужчины). А тут нет мужчин, а механизм выставления приоритетов оказывается сбит; лидерство захватывается обычно с использованием насилия.

Далее в иерархии появляются «приближенные к лидеру», «работяги», «независимые» (роль которого заняла авторша поста), «изгои».

Ваша_ЕИ

Наталья Павловна, читая ваши истории, погружаешься в мир наблюдений человека, любящего людей и умеющего понять главное о них. Читаю, думаю о том, что когда-то уже так чувствовалось. На третьем рассказе определила – так было в юности, когда зачитывалась Шукшиным, Распутиным. Ухожу в чтение вашего дневника.

В утро, когда уходила домой Зинаида, в палате были теплые объятия и поцелуи, и даже слезы. Может быть, так и проявляется «Стокгольмский синдром» (так называется явление психологической привязанности жертв к своему мучителю).

А потом в палате на много часов повисло чувство опустошенности и молчание. И только к вечеру все оживились, начали говорить о Зинке, посмеиваться над ее выходками и облегченно вздыхать. Осуждали ее поведение. Говорили: – В ней было что-то бесовское!

Но никто не задумывался, почему у нее была такая власть в нашей палате.

А ведь короля играет свита!

Первые дни после ухода Зинки в палате засыпали с включенным верхним светом: некому приказать выключить.

С коллективной выручкой – тоже никак. Лежит вся палата под капельницами, у одной выскочила игла. Сигнализация – высоко на стене. Пациентка робко кричит: – Сестра, сюда!

В шумном коридоре ничего не слышно.

Я говорю: – Давайте хором! Раз-два-три! Сестра, сюда!

Никто.

Если это – маленькая модель нашего общества, то как же неуютно…

А ведь каждый по отдельности – неплохой человек.

Громогласная старуха Надежда Васильевна оказалась очень милой женщиной и интересной рассказчицей. В свои 82 года она оставалась красавицей: хорошая стройная фигура и голубые глаза на пол-лица. Ей звонил сын, он ученый в США. Звал к себе, но она отказывалась. После ухода Зинки Надежда Васильевна ни разу не заводила разговоров о телесериалах и телешоу, не обсуждала политиков, и голос у нее вовсе не был громкий. Она выписывалась через несколько дней, и некому было ее встретить. Я провожала ее до выхода к остановке троллейбуса. Мы обнялись и расцеловались. Она ушла, спокойная и уверенная в себе. Я долго смотрела вслед, желая ей сил и здоровья.

Моя соседка Елена – большая умница, успешный человек, добрый и отзывчивый. Правда, болезнь у нее сложная, и до выписки с ней не справились.

Две тихих женщины у окна восстанавливались после инсульта. Милые, интеллигентные. Держались с достоинством, никогда не жаловались.

Обстоятельная женщина из подмосковной деревни иногда раздражала всех, надолго перегораживая вход в палату, когда напяливала прямо в дверях свои высокие сапоги. Видимо, так привыкла дома. Но в остальном она была сердечная и добрая.

Почти каждый день кто-то из прежних обитателей палаты выписывался, и на его место тут же приходил другой. Наш состав почти полностью обновился. Но обстановка в палате мало изменилась. В соседних палатах весело смеялись допоздна, читали вслух, пели хором, праздновали день рождения… В нашей палате в воздухе витали напряжение, подавленность, скука.