Записки хирурга военного госпиталя - стр. 28
– Вы не верите, что они на самом деле больны? – насупилась медсестра. – Хотите взглянуть на их истории болезни?
– Нет! Не желаю, – сухо отрезал я. Затем еще раз пересчитал находившихся в строю солдатиков и поинтересовался у них насчет жалоб.
Жалоб не оказалось. Я распустил строй. Осмотрел в палатах температуривших пациентов, ими оказались срочники с гайморитами. Оставил свой след в их истории болезни и направился к выходу.
– Вы к нам ночью во сколько придете? – казенным голосом спросила напоследок медсестра.
– А когда обычно другие врачи к вам приходят?
– Кто как. Кто в час ночи, кто в два! А есть и такие, – тут она понизила голос до шепота и с заговорщицким видом продолжила: – что и совсем не приходят.
– Посмотрим, – с задумчивым видом ответил я, а про себя отметил, что отношу себя к тем, что «совсем не приходят».
На покрытой ночным полумраком, отдающей сыростью лестнице встретилась уставшая со слипшимися на лбу волосами уборщица. Она вялыми, но методичными движениями домывала пролет между третьим и вторым этажами. Работа, похоже, уже давалась ей с трудом: не ощущалось былого энтузиазма.
– О, а вы уже проверили терапию? – прервала она взмахи шваброй и тылом правой кисти оттерла со лба мокрую прядь. – Что-то быстро.
– А чего там сложного? – я замедлил движение и с удивлением посмотрел на уборщицу. – Построил, посчитал.
– Ну, не знаю, – женщина слегка улыбнулась, – иные врачи так проверяют, так орут, что на лестнице слышно.
– Орут?!
– Ну, да. Орут! У вас доктор есть, Павел Кузьмич, кажется он невринолог.
– Невролог, – поправил я. – Есть такой! Юное дарование!
– Невролог! – согласно кивнула собеседница. – Да, он заметно молод, но так орет, когда солдатиков строит. Так на них, бедных, кричит. Я на первом мою, а слышу, как он терапию на четвертом этаже проверяет. И всегда чуть не по часу!
– А что ж там можно так долго проверять?
– Да он все проверяет: матрасы переворачивает, в тумбочках роется, заставляет снимать неуставную одежду. Я же воду всегда в терапии набираю. С пустым ведром поднимусь на четвертый этаж, у них водой заполнюсь и мою! Потом в инфекционном уже, на втором этаже, меняю.
– И что? – мне стало интересно, и я остановился, чтоб послушать, как доктор Квашнин, он же Павел Кузьмич, застраивает солдатиков. С виду обычный рохля: постоянно опаздывающий на общебольничные конференции и с виноватым видом выслушивающий едкий разнос начальника. А тут, ба! Гроза военнослужащих срочной службы.
– А что? Ничего! Сначала всех построит, потом идет в палаты и начинает шерстить в палатах. Причем все швыряет на пол, а то и в коридор выбрасывает. А меня, как уборщицу, это очень коробит. Я пока воду в туалете наберу, он обязательно что-нибудь да выкинет. То трико какое гражданское, то кроссовки, то еще чего. А потом я ухожу, а через минут десять поднимается ор. А у вас как-то тихо все прошло.
– Ну, а еще кто из докторов так себя ведет?
– Да почти все. Вот кроме хирурга и травматолога. Те тоже как-то быстро обход делают. А иногда и вовсе не приходят. Или я просто их не вижу.
– И что, женщины-врачи тоже орут на солдат?
– Бывает. Ой, что-то я заболталась тут с вами, а дело стоит, – вдруг спохватилась уборщица и, разбрызгивая мутную воду, с остервенением сунула свою тряпку в стоявшее неподалеку ведро.