Записки гарибальдийца - стр. 12
Слова эти были сказаны раздраженным желчным голосом. Никотера стал высказывать свои доводы. Офицеры единодушно опровергали их, и он должен был согласиться вести экспедицию в полном ее составе в Палермо, с тем, что если там продиктатор де Претис[41] не будет благоприятнее к нашим целям, всякий имеет право выйти в отставку и считать себя освобожденным от данного слова.
Наутро бо́льшая часть экспедиции отправилась на двух накануне пришедших пароходах: «Феб» и «Гарибальди»; мне же пришлось ожидать с кавалерией, то есть с гвидами[42], и с несколькими ротами пехоты, пока оснастят парусное судно S. Nicola, стоявшее на якоре в конце порта. В город не было возможности войти даже в штатском платье. На пароходе было душно и грязно. Я вообще не люблю парохода; меня сейчас берет тоска по твердой земле.
На недостроенном моле расположена была часть экспедиции, которой не нашлось места на судах. Почти целые сутки просидели там эти несчастные без съестных припасов, и даже без воды, а всё же весело расхаживали и пели. Когда я вышел к ним, меня окружили вопросами со всех сторон: «Скажите, что́ полковник? Скоро ли мы едем? Другие счастливцы придут к Гарибальди прежде нас?». Обо всем этом я знал столько же, сколько и они. Почти вслед за мной пришли барки, нагруженные хлебом, сыром и вином. Их встречали радостными криками.
Наутро всё было готово. После утомительных хлопот по нагрузке лошадей, почти ввечеру мы снялись с якоря. Маленький буксир Il Veloce[43] взял нашу барчонку, и мы отправились. Солдаты расположились на палубе. Трудно было себе представить, с каким восторгом эти несколько сот молодых людей шли на неровную, ожидавшую их борьбу. Между ними немало было маменькиных сынков, привыкших к комфорту и роскоши, а теперь они с восторгом запивали кислым вином окаменелый сыр и совершенно спокойно дремали на голых досках, завернувшись в толстую шинель…
Ветер был попутный; судно шло на всех парусах, и пароход уже не тащил его, но едва убегал, вздымая пену…
II. Палермо
Было почти темно, когда мы бросили якорь. Явился офицер в красной рубахе и морской фуражке, с приказанием немедленно отправляться в город. Лучше этого мы и не желали. Несмотря на то, что приказание выполнялось со всевозможною скоростью, мы только ночью успели выбраться. Солдат тотчас же отправили в казарму у Quattro Venti[44]; фрунтовых офицеров поместили тут же. Остальным должны были дать частные квартиры. Пока хлопотали, кто о вещах, кто о другом, я спокойно уселся на тумбочку у ворот, благодаря тому, что мой маленький ordinanza во время суматохи растерял все мои вещи. Стоявшие возле меня офицеры, исправлявшие должность плац-адъютантов, тотчас же приступили ко мне с вопросами обо всем случившемся с нами в Ливорно. Они, как казалось, не очень сочувствовали нашему предприятию. Всё это были прежние офицеры бурбонской армии, перешедшие на службу нового правительства. Впрочем, скоро они переменили тон и стали относиться ко мне со всей неаполитанской добротой и простодушием. От них я узнал, что первая половина нашей экспедиции, прибывшая тремя днями прежде нас и только что отправившаяся, была принята продиктатором очень дурно; солдатам запрещено было выходить из казарм, так что полковник Никотера тотчас же вышел в отставку, и с ним большое число офицеров; что после этого остальных перевели в лучшую казарму и позволили им проводить день в городе и в окрестностях, с тем чтоб они к вечерней перекличке возвращались.