Записки фельдшера - стр. 10

– Андрей, – раздалось над ухом. Негромко, щадя. – Растерялся?

– Да…

– Систему достань.

Слово «система» сразу привело мои пальцы в движение – какого дьявола, да вот же они, в полиэтиленовом пакете, втиснуты в боковой кармашек, сам же утром и вкладывал туда.

– Теперь глюкозу, – все так же негромко продолжал Костя.

Узкое горлышко стеклянного флакона с металлическим набалдашником.

– Дальше справишься?

Я кивнул, сдирая металлическую защиту с крышки. И, правда, стоило только намекнуть на последовательность действий – все стало четким и логичным: снять колпачок с заборной иглы, проткнуть ей резину крышки флакона, несколько раз сдавить капельную камеру, наполняя ее до половины прозрачной жидкостью, открыть ролик зажима, спуская воздух из пластиковой трубки, надеть иглу на наконечник… хотя на черта она там, когда катетер стоит…

– Ставь, – произнес Костя. Телепат, честное слово – он сидел спиной, разрезал ножницами брючину и не видел, что я закончил. Впрочем, я не удивлюсь, если за все эти годы работы он научился просчитывать все, вплоть до времени возни салаги с капельницей…

Машина неслась по дороге, привычно завывая сиреной. Пациент лежал на носилках, неподвижный, бледный, с зафиксированной шинами туго спеленатой бинтами ногой. Над головой у него болтался уже заканчивающийся флакон глюкозы и следующий за ним пластиковый пакет с полиглюкином.

– Доволен? – ехидно спросил Костя, глазами указывая на мои измазанные землей колени.

Я перевел взгляд с грязевых пятен на форме на пострадавшего. Дышит, жив, даже цвет лица стал чуть-чуть, но лучше.

– Доволен.

– Дурак ты… – вздохнул напарник. – Ладно, за системой следи.

Я привалился к двери аудитории, не веря. Не верил и все! Слишком все как-то быстро свершилось, неестественно быстро, настолько, что чувство свершившегося еще не успело стать осознанным. В коридоре, помимо меня, находились еще пятеро, и все эти пятеро тут же налетели на меня. Меня толкали, теребили, даже щипали, кто-то отпустил подзатыльник – а я все стоял, ошалело улыбаясь растерянной, непонимающей улыбкой.

Растолкав однокурсников, ко мне протиснулся Стас:

– Что, Андрюха, сдал? Сдал?

– А черт его знает… – выдавил я. – Кажется.

– Шульгин, ты гигант мысли, – загоготал Виталик. – Это ж надо – при таких отношениях с деканом и гос сдать!

В голове что-то отчетливо щелкнуло.

– Стас! – заорал я. – Сдал, чтоб им ежиком опороситься!

– Да тихо вы! – шикнули на нас из-за дверей. – Экзамен идет, разорались.

– Пошли, пошли, пошли! – загомонила студенческая братия, увлекая меня к выходу.

В лицо пахнуло теплом рождающегося лета, медвяным ароматом цветущей вишни, ни с чем несравнимым запахом первой летней пыли, чуть припорошенной шальным пробегающим дождиком. Свобода! Или нет? Пока осознание того, что теперь действительно все, еще не добралось до коры моего головного мозга, блуждая где-то в синапсах на периферии. Тот же коридор института, та же лестница с затоптанными многими поколениями студентов отделанными мраморной крошкой ступенями, те же окна с подтеками грязи снаружи (скоро придет молодняк в виде абитуриентов, и их толпой погонят все это отмывать), те же стены, покрытые блеклой зеленой краской (зеленый цвет, насколько я помню лекции по валеологии, оказывает успокаивающее и расслабляющее действие на перетружденную студенческую психику), тот же холл, те же стенды, где за стеклом до сих пор висит уже неактуальное расписание пар, все то же – но словно какое-то новое, незнакомое, словно увиденное после очень долгой разлуки. Мы шумной толпой вывалились на крыльцо, дружно защелкали зажигалки, и над студенческими головами взвились облачка сизого дыма, тут же подхваченные теплым ветерком. Курить на крыльце было строжайше запрещено, многие преподаватели за сё устраивали натуральную травлю смутьянам, но теперь-то что нам за дело? Даже тот факт, что «аквариум» – аудитория, окно которой выходило прямо на крыльцо, был сейчас занят, нас не остановил (обычно нас гоняли с крыльца – шумим, дескать). Сквозь грязноватое стекло видны были понурившиеся головы второго курса, туго сдающего очередной экзамен. Бедолаги! В «аквариуме» наверняка стояла духота, от которой не спасала даже полуоткрытая фрамуга.