Записки экспедитора Тайной канцелярии - стр. 36
– Вася! – с назиданием вторил ему Иван.
Поединок продолжился с еще большим остервенением. Вожжов ловко использовал плащ: действуя им как щитом, ловко отвлекал противника и парировал часть причитавшихся ему ударов. В полумраке спальни трудно было что-нибудь различить, бились почти наугад. В какой-то момент Иван получил ответный удар от своего бывшего товарища – шпага Вожжова пробила рукав кафтана и поранила Самойлову руку выше локтя. Он даже не обратил на это внимания. Ему удалось уже сильно потеснить противника, как вдруг тот метнул нашему герою в голову свой плащ, воспользовавшись заминкой, толкнул его на кровать и ринулся на балкон. Не прошло секунды, как Вожжов скрылся из виду, перемахнув через витые перила. Ушаков даже бровью не повел – он-то знал, что уйти убийце не удастся. Иван же выбежал на балкон, придерживая раненую руку, и глянул вниз. Там оставленные на посту солдаты уже окружили преступника, повалили его на землю, заламывая ему руки. Андрей Иванович неспешно вышел на балкон и встал рядом с Самойловым.
– В крепость его! – приказал он. Потом обернулся к своему протеже: – Да ты ранен, братец? Так тебе домой надо. – И, видя, как тот побледнел и пошатнулся, крикнул Туманову: – Лекаря!
Сильные руки офицера подхватили уже начавшего терять сознание Ивана. Самойлов усилием воли постарался справиться с накатившей слабостью, сам, опираясь на плечо драгуна, спустился по лестнице и вслед за Ушаковым сел в карету.
Здесь не могу я удержаться, чтобы вновь не обратиться к запискам Самойлова. Слова эти написаны через много лет после сего поединка, а сколько в них боли:
Наверное, человек отличен от животных одним самым отвратительным качеством – способностью предать своих собратьев. Даже представить невозможно, что во время облавы волк может переметнуться на сторону псов и начать грызть кого-то из своей же стаи. Горько вспоминать об этом, но я пишу все так, как было, и упускать что-либо не входит в мои планы.
Да, трудно юному сердцу пережить предательство, и даже если в переживаниях укрепляется характер, пусть избавит господь нас от таких переживаний.
Меж тем дома немец-лекарь, за которым спешно съездил один из драгун, перевязал рану, а наутро явился вновь, чтобы проведать больного. Он остался доволен собственной работой, даже языком цокнул:
– Ну, повезло тебе, служивый, считай, в рубашке родился.
Затем занялся промыванием и перевязкой раны и при этом продолжил свои объяснения:
Конец ознакомительного фрагмента.