Размер шрифта
-
+

Записки «черного полковника» - стр. 6

– Да какая разница! Ты же понял, о чем я говорю, и этого достаточно, – произнес Фарук. – Кстати, у вас есть слово «баян», а в турецком это слово – приставка к женским именам, например, Лили баян, то есть госпожа Лили. Как у тебя зовут жену?

– Сейчас никак.

– Почему сейчас?

– Потому что мы с ней развелись.

Потом они пили сладкое вино в номере Расима. Фарук не хотел, чтобы земляки видели его употребляющим алкоголь. Впрочем, его трудно было назвать пьющим по русским или белорусским меркам. Но, видимо, и такие дозы были предосудительны на его родине в Каморкане.

На следующий день они поехали в Анталию. Время двигалось к вечеру, и было не так жарко. Машину Фарука оставили на парковке и пошли бродить по старому городу. Побывали на причале. Посмотрели развалины крепостной еще константинопольских времен стены. Посетили этнографический музей, в котором купили обереги в виде глаза.

Потом сфотографировались у подножия большого минарета, выложенного из красных кирпичей, и решили пошляться по рынку. Но перед этим заглянули в один из обменных пунктов. И тут вышла незадача. Усатый обменщик взял стодолларовую купюру Расима, посмотрел ее в синем свете, затем встал со своего стула и ушел в подсобку. Его не было минут пять, наконец он появился и протянул купюру обратно Расиму.

– В чем дело? – спросил Расим Фарука.

Но тут чья-то рука опустилась Расиму на плечо. Он обернулся и увидел двух полицейских.

Его и Фарука отвезли в полицейский участок. Там обыскали, изъяли все имеющиеся лиры и доллары, осмотрели их, запечатали в конверт и куда-то унесли.

Потом Расима отвели в камеру, какую в Беларуси и России называют обезьянником. А Фарук успел сказать ему напоследок, что пока ничего сделать нельзя, потому что все начальники уже ушли домой. Но завтра он утром приедет к нему.

– Что ты сможешь сделать? – спросил Расим.

– Сейчас не знаю, но у меня есть земляк, он большой босс, попрошу его, может, чем поможет…

Всю ночь Расим не спал и забылся только под утро. Но его бесцеремонно разбудили и повели по какому-то длинному и незнакомому коридору. Потом некий полицейский стал на русском языке читать его прегрешения. Полицейский произносил много слов, но Расиму почему-то сразу стало понятно, что он в Турции, где ворам отрубают руку, а фальшивомонетчикам заливают в глотку жидкий металл.

Полицейский, исполняющий роль кади, указал рукой куда-то за спину Расима. Расим обернулся и увидел большую треногу, на цепях которой висел котел, под котлом горело несколько поленьев. Аналитический ум Расима осознал, что такое количество топлива не может нагреть металл до жидкого состояния. Но металл в котле булькал. Наверное, его нагрели раньше, подсказал тот же ум.

А действие между тем разворачивалось. Кади в форме полицейского зачерпнул непонятно откуда взявшимся ковшиком жидкий металл и направился к Расиму.

«А вот уж хрен», – подумал Расим, намереваясь выбить ковшик из рук кади, но чьи-то руки крепко схватили его сзади, и он понял, что не сможет вырваться из этих объятий.

– Калк, – произнес полицейский, и Расим проснулся.

Два полицейских открывали замок обезьянника. Точнее, открывал один, а второй внимательно смотрел на тех, кто в нем находился. А в нем кроме Расима были еще два обитателя.

Оба полицейских зашли в камеру и произвели некую процедуру, выражавшуюся в демонстративном пересчитывании всех, кто был в обезьяннике. Из чего Расим понял, что один дежурный передавал смену другому дежурному. Значит, наступило утро. Он ждал Фарука, но того не было, зато пришел полицейский и препроводил его в кабинет к человеку, который был одет в гражданский костюм.

Страница 6