Записки бывшего директора департамента министерства иностранных дел - стр. 59

. Можно ли было настолько недооценивать только что выдержавшую экзамен победоносной войны Японию, рискуя столкновением с ней за тридевять земель от нашего центра? Мало того, мы заняли явно враждебную Японии позицию в Корее, протектората над которою Япония так настойчиво добивалась, и который мы также вырвали из ее рук[123]. Печкою, от которой танцевал гр<аф> Муравьев, была простодушно усвоенная им вера в несокрушимость «русского медведя», которого, в сущности, он абсолютно не знал и о самом существовании которого в качестве внушительного аргумента, по-видимому, впервые услышал за границею, представляя его себе со слов иностранцев. Опираясь на этот непроверенный аргумент, гр<аф> Муравьев весело бежал по пути авантюр, навстречу царскому настроению, навеянному льстивыми выступлениями в Сибирском комитете[124] на тему о высокой миссии царя на Дальнем Востоке.

События показали, к каким роковым для России последствиям привела наша тихоокеанская экспансия. Нехорошую мы повели активную политику. Но сугубо неправильным был и внутренний курс. Новый царь не осознал момента. От начала реакции мартовских дней 1881 г. нас отделяло уже целое царствование. А в конце его и Александр III был, по-видимому, готов вступить на путь хотя бы некоторых выдвигавшихся эпохою реформ[125]. Витте докладывал ему о своевременности проведения, между прочим, ряда мероприятий в области рабочего законодательства и первее всего об установлении страхования рабочих работодателем. Александр III, по словам Витте, согласился. Победоносцев, заключение которого являлось обязательным для обеспечения успеха законопроекту политического значения в Комитете министров и в Государственном совете, притворился не понимающим. «Рабочие? Рабочий класс? Я такого класса в России не знаю. И не понимаю, о чем вы, Сергей Юлиевич, говорите. Есть крестьяне. Они составляют свыше 90 % населения. И из них те, относительно совершенно немногие, утопающие в массе населения, которые работают на фабриках и заводах, все-таки остаются крестьянами. Вы искусственно хотите создать какое-то новое сословие, какие-то новые социальные отношения, России совершенно чуждые. В этом отношении вы, Сергей Юльевич, опасный социалист». Витте по неопытности, как он впоследствии говорил, возвращаясь к рабочему вопросу перед самым своим уходом с поста министра финансов, на этот раз отступил. «Но, – добавлял он, – государь Александр III упрекнул меня впоследствии за это: “Напрасно вы сдались, я бы вас поддержал”»[126]. Николай II не улавливал изменения обстановки, гигантского роста страны, осложнившихся экономических отношений, разраставшихся классовых и национальных противоречий, не сознавал отсталости порядков и форм управления, считал за парадокс ту азбучную истину, что и консерватизм как руководящий принцип для того, чтобы устоять, не должен быть бескомпромиссным, а актуальным и гибким в применении, должен быть приспособляем к живой жизни – жизни именно сегодняшнего дня, так как та жизнь, которая была вчера, сегодня уже не живая, а мертвая. Ему представлялось наиболее легкою, а вместе с тем наиболее достойною задачею управления охранение существовавших порядков и установлений. Всякого новшества он по малодушию боялся, и новаторы были ему ненавистны. Поэтому, держа в начале