Запертое эхо - стр. 29

– Да, и горько за это поплатилась. Но та, которой я стала, неизвестна даже мне самой. Признаться, она меня пугает. Иногда я не могу разглядеть даже собственную тень. Моя сущность ускользает от меня. Я пропащая душа. – Она громко вздохнула.

– Я так не думаю, – почти шепотом ответил я.

Она плавно повернула голову и улыбнулась так, как обычно улыбаются детям. Фальшивая улыбка. Мне захотелось наорать на нее за это.

– Не улыбайся так.

– Как?

– Не искренне.

– Можно мне тебя обнять?

Вы понимаете теперь, как она обескураживала меня день ото дня? Вот такие спонтанные проявления чувств сбивали меня с толку. Лед, пламя, засуха, наводнение… Всевозможные крайности объединились в одной женщине, обнимающей меня за шею. Таких женщин невозможно любить, потому что ты их ненавидишь. И невозможно ненавидеть, потому что сходишь от них с ума. Вот и попробуй разбери, что ты чувствуешь!

– Ты ведешь себя странно, – я отстранил ее.

– Я предупреждала тебя, что я не из тех, кто чинно поклоняется мужчине. Я не дам тебе того, что ты хочешь.

– А чего я хочу? Тебе известно? – Я отвернулся, меня разрывала злоба.

– Ты хочешь того, что не сможешь от меня получить.

Я усмехнулся. Наверно, даже чересчур заносчиво.

– Ты полагаешь, что весь мир падает к твоим ногам? Полагаешь, каждый мужчина только и мечтает о твоей благосклонности? Спустить на землю. Здесь дела обстоят гораздо прозаичнее.

– Я вовсе так не думаю. – Ее голос звучал твердо. – Просто говорю, что чувствую. Ты же просил быть честной. Я не смогу врать тебе, Питер. Я ценю тебя.

Вот они, слова, которые мечтает услышать мужчина в моем положении. Да еще от такой женщины! Но вот только эти слова отозвались в моей душе болью и больше ничем.

– Про уважение не забудь сказать. – Съязвил я и принялся чистить кисти.

– Я думала, у нас все хорошо, – ее взгляд блуждал по комнате. – Мы так чудесно ладим, я расслабляюсь с тобой.

– Твое поведение напоминает гонку по ухабистой дороге. Сегодня ты весела, завтра ты задумчива и холодна, через день обнимаешь меня, через два – уходишь, не проронив ни слова. Кто ты, черт возьми? – Я бросил кисти, Рене испугалась резкого шума и отскочила в угол, закрыв лицо руками.

Ее вид вызвал волну вины. Я не хотел ее пугать. Затем вспомнилась сцена в «Глории», когда я ударил кулаком по столу, и взгляд Рене, полный ужаса. Она казалась такой бесстрашной, но любое проявление физической силы отожествлялось с агрессией и страхом – это прекрасно живописал весь ее вид. Я подошел ближе, она все сильнее прижималась к стене, зрачки слились с радужкой. Я медленно протянул к ней выпачканные краской руки и прижал ее к себе – не спеша, плавно, чтобы показать, что я ее не обижу. Я чувствовал, как колотится ее сердце, она напугалась. Несколько минут мы стояли в тишине. Затем она высвободилась из моих рук и подняла на меня глаза, исполненные вины.

– Прости меня. Прости, что я такая, какая есть. Я сама себя порой ненавижу. Я сама себя презираю за то, что не могу быть иной. Но этого не исправить. Я мучаю людей. Мучаю потому, что всю любовь из меня выкачали. Всю любовь по крупицам вытрясли из моего сердца, и в нем поселилась пустота. Мужчины, которые любили и желали меня, получали лишь безжизненное тело. Они кричали, злились и проклинали меня за то, что я не могу дать им большего. Как отчаянно они упрекали меня в том, что мне не подвластно… Но я не хочу терять тебя, Питер. Не ради этой картины. Не ради своего эго. Ради себя самой. Ради того,