Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы - стр. 89
– Ты предлагаешь рассматривать уголовных преступников как своего рода революционеров?
– Что ж, это идея, – сказал Шёгрен. – Да только видные сторонники социализма отвергают ее. Ты читаешь Артура Лундквиста?[46]
– Нет.
Гунвальд Ларссон предпочитал довоенные детективные романы Юлиуса Региса[47] и подобных авторов. Сейчас настала очередь С. А. Дусе[48]. Но это к делу не относилось. Его выбор определялся потребностью в развлечении, а не в самообразовании.
– Лундквист получил международную Ленинскую премию[49], – сообщил Стен Шёгрен. – В сборнике, который называется «Человек социализма», он говорит примерно следующее, цитирую по памяти: «Порой доходит до того, что явных преступников изображают как носителей сознательного протеста против язв общества, чуть ли не как революционеров… в социалистической стране такое невозможно».
– Продолжай, – сказал Гунвальд Ларссон.
– Конец цитаты, – ответил Шёгрен. – Я считаю, что Лундквист рассуждает примитивно. Во-первых, необязательно быть идейным, чтобы восставать против общественных пороков, если тебя доведут. А во-вторых, социалистические страны тут вообще ни при чем – с какой стати людям грабить самих себя?
После долгого молчания Гунвальд Ларссон спросил:
– Значит, никакого бежевого «рено» не было?
– Не было.
– И никакого бледного шофера в белой футболке, никакого парня в черном, похожего на Харпо Маркса?
– Нет.
Гунвальд Ларссон кивнул, думая о своем. Потом продолжил:
– Дело в том, что грабитель, похоже, попался. И никакой он не стихийный революционер, а паршивая крыса, которая паразитировала на капитализме, кормилась перепродажей наркотиков и порнографии и ни о чем, кроме барыша, не думала. Одна корысть на уме. И он сразу начал закладывать своих приятелей, торопился спасти собственную шкуру.
Шёгрен пожал плечами:
– Таких тоже немало… Но все равно человек, который ограбил этот банк, он, как бы тебе объяснить, – горемыка. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, понимаю.
– Слушай, а откуда у тебя вообще такие мысли?
– Угадай, – ответил Гунвальд Ларссон. – Попробуй поставить себя на мое место.
– Тогда кой черт тебя понес в полицию?
– Случайность. Вообще-то, я моряк. К тому же это было давно, когда мне многое представлялось не так. Но это к делу не относится. Я выяснил то, что хотел.
– Значит, все?
– Вот именно. Привет.
– Привет, – отозвался Шёгрен. – Всего доброго.
Лицо его выражало полное недоумение. Но Гунвальд Ларссон этого не видел, потому что уже ушел. Не слышал он и последних слов Шёгрена:
– Все равно я уверен, что это была девчонка.
В этот же ранний утренний час, в городе Йёнчёпинге, в одном из домов на Пильгатан, фру Свеа Мауритссон хлопотала у себя на кухне – пекла к завтраку булочки с корицей, чтобы порадовать возвратившегося домой блудного сына. Она пребывала в счастливом неведении о том, как в эти минуты отзываются о ее сыне в типовом домике в трехстах километрах от Йёнчёпинга. Но если бы она услышала, что ее ненаглядное дитятко называют крысой, святотатцу досталось бы скалкой по голове.
Пронзительный звонок в дверь разорвал утреннюю тишину. Фру Мауритссон отставила в сторону противень с булочками, вытерла руки о фартук и засеменила в прихожую, шаркая стоптанными туфлями. Старинные часы показывали всего полвосьмого, и она бросила беспокойный взгляд на закрытую дверь спальни.