Запасные - стр. 33
И Дара послушно проснулась.
За решёткой наглухо закрытого окна чернела ночь. В полной тишине медленно, глубоко дышали спящие соседки.
«Приснится же такое!» – Дара провела ладонью по лицу, усиленно поморгала, прогоняя остатки сна… и увидела блестящую искорку на буром шерстяном одеяле. Золотое перо!
Дара села в постели и осторожно протянула руку к пёрышку, но оно тут же поднялось в воздух и подлетело к двери, застыв у ручки.
Сомнений быть не могло: перо звало её за собой.
Не раздумывая и не медля – в голове всё ещё звучало обидное «Хорош тупить!» – девочка встала, сунула ноги в туфли и на цыпочках прокралась к выходу. Убедившись, что соседки по-прежнему крепко спят, тихонько отворила дверь, и блестящее пёрышко тотчас нырнуло в коридор. Дара, разумеется, тоже.
Следуя за сверкающей в темноте искрой, она спустилась по лестнице на первый этаж и оказалась у задней двери, естественно, запертой. После отбоя мать Геновефа в сопровождении дежурной сестры лично обходила все двери школы: большую парадную, заднюю, ведущую в сад, кухонную, через которую доставляли продукты и уголь для печей, и даже дверь маленькой часовни, где сёстры и их воспитанницы уединялись в молитве к Триединой, испрашивая кто сил, кто исцеления, кто удачи.
Обитая железом дубовая дверь не остановила пёрышко: оно юркнуло в замочную скважину, раздался щелчок, и тяжёлая створка бесшумно приоткрылась. Так вот почему жар-птица назвала его ключом!
Дара выскользнула на заднее крыльцо, не забыв притворить за собой дверь. Перо уже плыло по воздуху в сторону сада, и девочка, подобрав полы ночной сорочки, поспешила следом. Ночь была безлунной, но Дара отлично ориентировалась в темноте. Миновав ухоженные клумбы и увитые жимолостью беседки, она вскоре очутилась в старой части сада, заросшей густым колючим кустарником – сюда ученицы даже не заглядывали. Однако пёрышко вело её прямо в терновник. Опасливо раздвинув ветки, Дара увидела замшелую каменную ограду высотой почти в два человеческих роста, а в ней – маленькую железную дверь, запертую на ржавый засов и тяжёлый амбарный замок, тоже ржавый – очевидно, им давно уже не пользовались. Пёрышко снова без труда открыло замок, а вот девочке пришлось приложить немалые усилия, чтобы отодвинуть засов.
Наконец очутившись за оградой, она разочарованно вздохнула: впереди сплошной стеной росли кусты да деревья, только теперь уже дикие, лесные. Но пёрышко уже неслось вглубь леса, хочешь не хочешь, пришлось спешить за ним. Почему она должна следовать за неугомонным пером жар-птицы, так бесцеремонно ворвавшейся в её сон, Дара не знала, однако повиновалась без колебаний: просто чувствовала, что так надо.
Тёмная чаща, полная загадочных ночных шумов и странных запахов, окружала её со всех сторон. Но страшно не было, лишь волнительно – настолько, что она не чувствовала ни холода, ни сырости, хотя была в одной тонкой сорочке, уже намокшей от росы. Дара брела по лесу, устремив взгляд исключительно на мерцающее впереди пёрышко, тем не менее, ни разу не споткнулась о кочку или корень, ни одна ветка не хлестнула её по лицу: густой подлесок словно раздвигался перед ней, а за её спиной снова смыкался.
Как долго она шла? Может, долго, а может, и нет: время будто утратило смысл… Внезапно впереди показался широкий просвет. Поляна, на которую Дара вышла, казалась смутно знакомой. Приглядевшись, она увидела круглое каменное строение под сенью высоких стройных сосен. И тотчас его узнала: храм Триединой! Сёстры и их воспитанницы приходили сюда совсем недавно, на Самхейн, когда жители всей страны отмечали конец сбора урожая и наступление зимы, а до этого на Мабон, осеннее равноденствие. Только шли они сюда почти полдня, сначала по высокому морскому берегу, а затем по широкой лесной тропе, часто останавливаясь и распевая гимны благодарности Природе в целом и Триединой богине как олицетворению женского начала…