Заотар. Мышеловка для шоколадницы - стр. 5
К счастью, наконец появилась кабинка, я кивнула Брюссо, села в портшез. Да где же демоны носят моего демона!? Гонза, ответь!
До завтрака следовало принять душ, да, опять, я стояла под ледяными струями по два раза утром и, если было желание, повторяла процедуру перед сном. Нет, остальные студенты так не делали, слава святым, в академии хотя бы это не контролировал свод правил. Деманже, то есть простите, де Манже в спальне не было, то ли успела переодеться раньше, то ли задерживалась на своей тренировке (квадра «серебро» отряд «металлы»), уточнять, заглядывая в ее гардеробную, я не стала, открыла дверцу своего шкафа. Какой кошмар! Лазоревое форменное платье пришло в негодность! Вчера, раздевшись в темноте, я повесила его на специальные плечики, обычно этого хватало, чтоб за ночь одежда стала свежей и отглаженной, хозяйственная оватская магия. Но это обычно, когда я, всего-навсего, хожу в этом платье по коридорам, посещаю лекции, сижу в столовой. Вчера же я провалилась в пещеру, разодрала по шву юбку, испачкала ткань в какой-то гадости, кажется, это мед из треклятого ночного горшка, ко всему, каркас фижмы оказался поврежден, гибкие прутья попросту поломались.
«Ничего страшного, – отгоняла я подступающую панику, – я попрошу Купидона все починить, он прекрасный оват, он уговорит форму вернуть прежнюю форму». Идиотский какой каламбур!
В гардеробе, кроме лазоревого платья, висело еще несколько: то, в которым я уезжала с виллы Гаррель – шерстяное дорожное с крахмальным воротничком, бледно-зеленое, которое некогда казалось мне нарядным, домашнее. Шерстяное на меня не налезло, за прошедший год я немного поправилась в груди. То есть, не немного, а, как оказалось, катастрофически. Зеленое пришлось бы в пору, если бы я в нем прекратила дышать, но увы, этот наряд некогда пострадал, его исполосовали перочинным ножом, Купидон исполнил магию, уговорил, починил, но это было больше года назад, кажется, за это время зеленый шелк утомился, или передумал, или, вообще, лишился некоей душевной эманации, которой обладают предметы. С отчаянием я разглядывала неаккуратную бахрому, в которую превратилась юбка. Домашнее платье? Увы, с ним произошло то же самое, что и с нарядным. Все это придется сжечь вместе с разодранными вчера чулками.
Мадам Информасьен уже объявила время завтрака, а я все так же лихорадочно перебирала жалкий свой гардероб, уже не сдерживая слез. Святой Партолон, да за что же мне весь этот кошмар?
– Какой кошмар, – сказала Натали Бордело, вошедшая в спальню, – и какое счастье, что тебя удалось застать. Не реви, сядь, выпей воды, дай я посмотрю, что можно сделать.
Я покорно опустилась в кресло, налила из графина воды в бокал, руки дрожали, но мне удалось сделать глоток. Горло сжало спазмом, я закашлялась. Не мой день, абсолютно не мой.
Натали с деловитой невозмутимостью перебрала одежду, сложила ее стопкой:
– Это – на утилизацию, лучше сжечь.
Я поморщилась:
– Да хоть немедленно. Что делать с формой? Купидон сможет ее починить?
Бордело пробежалась пальчиками по швам и торчащим из ткани обломкам прутьев фижмы:
– Увы, дорогая, если бы мы с тобой уже не перешивали это платье, Эмери оватской магией мог бы попробовать на время его исправить, но наше вмешательство изменило саму суть зачарованного изделия.