Заноза капитана Белова - стр. 14
С тех пор, как мне сообщили, что теперь я буду всю жизнь «колоться», я старалась скрывать это и всегда стыдилась, если кто-то узнавал. Может это глупо, но мне стыдно, что я диабетик.
— Двадцать шесть лет, и уже с диабетом…
— Я не выбирала, — перебиваю и впервые за сегодня по-настоящему злюсь. — Знаете, болезни не берут в магазине. Приходишь такая и на прилавке смотришь, какую бы я хотела, — изображаю задумчивость, прикладывая палец к губам.
— Успокойся, — мирным тоном обращается ко мне Белов. — Сколько доз в день? — спрашивает и сам пытается понять, держа в ладони те две ампулы.
— Две, — неохотно отвечаю и срываюсь с места, чтобы убрать всё обратно в футляр.
— На месте стой! — приказывает, и я застываю.
К горлу ком подкатывает, и мне вдруг хочется расплакаться от того, что совершенно чужой человек узнал о моём недуге, от обиды на судьбу, что решила наградить меня пожизненной болезнью, и от отсутствия защиты. Я человечек сильный, но и мне иногда нужно крепкое плечо, о которое можно опереться. Или мягкие колени, куда можно прилечь и поплакаться.
— В какое время? — продолжает пытать меня Белов.
— Неважно, — бурчу обижено.
— В какое время, Комарова? — повторяет с нажимом в голосе.
— Утром и вечером, — отвечаю со вздохом.
Белов смотрит на свои часы, что-то в голове обдумывает, снова бросает на меня изучающий взгляд, и вдруг сам убирает всё в футляр и кладёт его обратно в карман.
— Одевайся, — велит, кивнув на комбинезон.
И не думая медлить, я спешно погружаюсь в этот тёплый скафандр, чувствуя невероятную защиту, словно я не зимнюю одежду на себя накинула, а как минимум стену вокруг себя построила.
— Пошли, — бросает, уже сам одевшись, и, взяв меня за руку, тянет к выходу из кабинета, да так резко, что я и опомниться не успеваю.
6. Глава 5 Не суди книгу по обложке
Варя
Белов тащит меня по участку в сторону выхода из здания, вцепившись в мою руку, словно клещами. На нас смотрят все, кто мимо проходит, и вопросительно брови выгибают. А я что, я сама не знаю, что происходит и что на него нашло.
— Руслан Александрович… — вырастает на его пути какой-то молодой парень в гражданке и с бумагами в руках.
— Не сейчас, Вова, — отмахивается от него Белов и, нагло отпихнув, продолжает идти.
— Но Руслан Александрович, вы сказали… — кричит вслед молодой человек.
— Вова, вернусь через полчаса, — рявкает, будто этот Вова что-то ему сделал.
Выходим на улицу, я едва успеваю перебирать ногами, один его шаг как два моих. Спускаемся по ступенькам, чувствую, как одна нога скользит, и через секунду затылок простреливает острой болью, а перед глазами ясное небо.
— Да вашу мать! Я двадцать раз с утра велел песка насыпать на входе! С кем я, чёрт возьми, разговариваю? Давно улицы не патрулировали? — орёт на всю округу Белов, обращаясь к стоящим на крыльце полицейским, попутно поднимая меня с холодной земли, покрытой льдом и снегом.
— Всё нормально, — хрипло проговариваю, одной рукой держась за голову.
По телу мурашки пробежали, ладони вспотели, и это не от падения и не холода. Это от того, что Белов, обняв меня за талию, прижимает к своей крепкой груди. Даже боль прошла, а щёки и вовсе горят, будто я на тропическом пляже под солнцем греюсь.
— Что стоим? За песком пошли. Бегом! — рявкает, и мужчины как испуганные тараканчики побежали в разные стороны.