Занимательное артуроведение - стр. 31
– Мне жарко, – ворчала Тильда. – Уберите мальца. Боливар не вынесет двоих.
– Красиво, – вздыхал Кутя. – Назвали бы меня Боливаром! Так нет, понадобилось имя какое-то куриное придумывать. Еще бы Кутбертом назвали. Кутберт, Кутберт! – позвал он сам себя, и сам же себе и ответил каким-то квохтаньем и питпитпитканьем.
– Ничего, – утешил его я. – Кутя тебе больше подходит. Боливар злой, больной и хилый.
– Это почему?
– Потому что двоих не вывезет. А ты вон какой!
– Ага! – обрадовался Штуш. – Хоть десятерых вывезу! Если меня, конечно, покормят, – и на этом дискуссия о боливарах была завершена.
Вскоре на нашем пути появились очевидные признаки разумной жизни. Перво-наперво, мы встретили маленького мальчика с тележкой, полной хвороста. В тележку был запряжен маленький ослик, коего мальчишка и вел под уздцы. Одет ребенок был в сапоги не по размеру, загадочный меховой камзол, огромные перчатки и лихо сдвинутую набок шапку. В лесу явственно слышался стук топора. Мы поговорили с попутчиком и узнали, что отец его – дровосек, что семья у них довольно большая, но он в ней единственный мальчик, поэтому – помощник отца, который в данный момент занят вырубкой леса, а сыну поручил возить хворост. Живут они в деревеньке, до которой всего ничего ходу. Далее мы обменялись впечатлениями о погоде, пообещали зайти как-нибудь в гости и расстались. Проезжая через деревню, мы пополнили запасы продовольствия, истратив почти все оставшиеся деньги. Оставив Тильду и Причарда приглядывать за вещами, мы с Орехом отправились в кузницу, решив на последние несколько монет перековать коней.
Кузница встретила нас ворохом искр и звоном бьющего по наковальне молота, а также собакой, которая молча вцепилась мне в сапог. Тут же навстречу нам выскочил подмастерье, оторвал собаку от моей ноги и швырнул в бочку с водой. Раздался вой, собака вылетела, как ошпаренная, из бочки и, облаяв нас на чем свет стоит, кинулась под крыльцо.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– С вами все в порядке? – участливо спросил помощник кузнеца.
– Сапог жалко. А так все хорошо, – кивнул я.
– Ну, вот и ладно. Пойдем.
Орешек остался, отговорившись тем, что любит свежий воздух, а я зашел в внутрь кузни, где почти сразу же оглох от многократно усилившегося звона. Подмастерье подошел к кузнецу, азартно махавшему огромным молотом, как тросточкой, подергал его за фартук и что-то тихонько сказал, показав на меня. Кузнец расхохотался и, отложив молот, обтер руки о фартук.
– Вон оно что! – сказал он, сверкая белоснежными зубами. – Опять шавка опозорилась? Ну, ничего, она у нас смирная, просто очень уж охранять любит. Джек, а как ты с ней сладил? Опять, что ль, в бочку? – и он опять захохотал.
– Кузнец… – робко остановил его я.
– Молодец, – похвалил тот Джека и повернулся ко мне. – Захромал твой жеребец?
– Ты подкуй его опять, – попросил я, протягивая кузнецу оставшиеся монеты.
– Отчего ж не подковать, – и монеты мигом исчезли в кармане его фартука. – Вот – гвоздь, вот – подкова…
– Раз, два – и готово! – с облегчением закончил я.
– Поэт? – с уважением спросил кузнец, выходя на улицу.
– Рыцарь, – сказал я, выходя за ним.
Рука кузнеца, протянутая было к ящику с подковами, замерла.
– А ты один едешь? – сразу севшим голосом поинтересовался кузнец.
Мне стало жутко: а вдруг здесь селенье, в котором населенье из странствующих рыцарей делает соленья?