Замуж за богатого - стр. 8
Инвентарь это небольшая ванночка. Которую под задницы подсовывать, как я понимаю.
-Это… А мыло там, полотенце, -поворачиваюсь к Алевтине Степановне.
-Всё там, на месте. Иди уже, Толкушкина, -отмахивается Алевтина Степановна, щелкая клавишами своего компьютера, -иди, приступай.
Ой, вот ничего мне в жизни так не надо, как того, чтобы эта двадцатая палата женская была. Ой, хоть бы женская! Сейчас, когда дошло до дела, я даже не представляю, как я мужика-то подмывать буду! Ой, мамочки!
Робко открываю дверь в палату с номером двадцать над дверью. Ооох, пронесло! Тётки. Все при деле. Кто-то спит, кто-то что-то жуёт, две женщины переговариваются о чём-то. И по всей палате витает тошный запах того, чем ходят по-большому. Источник запаха худенькая бабулька у окна.
-Нянечка? -спрашивает кто-то, -ну наконец-то. Подмой уже бабушку, а то всё засохло у ней. Что за больница…
На деревянных ногах подхожу к бабульке.
-Ты мне, дочка, водичку-то потеплей сделай, -просит тихим голоском бабулька.
Я не знаю, что мне делать и с чего начать-то.
-Дочка, да вон кувшин у умывальника, и мыло там же, -подсказывают мне женщины.
-Да сначала её-то раздень и под задницу ванночку, -советы раздаются со всех сторон. Советчицы, блин. Сами бы попробовали.
Стягиваю с бабульки простыню. Сильный терпкий запах бьёт мне в лицо. Железная ванночка вылетает у меня из рук, с грохотом прыгая по полу. Едва успеваю добежать до умывальника в углу палаты. Всё то, что я с таким наслаждением только что съела, оказывается в раковине. По палате плывёт запах свежей блевотины, переплетаясь со старым, ну, с тем, что здесь уже был.
-Да твою ж налево! -раздаётся визгливый голос девки, чья кроватка стоит почти вплотную к раковине, -мало нам ароматов было, твою ж мать!
Остальные женщины вразнобой начинают говорить про меня что-то ужасное, бабулька у окна тихо плачет, меня бросает в жар от дикого стыда. Я открываю воду, пытаясь смыть чёртову блевотину, но бывшие яйца резиновой пробкой закупоривают слив. Под аккомпанемент осуждающего гула голосов я судорожно соображаю, что делать.
Вода льётся, грозя перелиться через край чугунной почерневшей раковины. Я пытаюсь завернуть кран, но его заело, старая железяка упорно не собирается сдвигаться ни на миллиметр. Громкий голос девки с ближайшей кроватки бьёт по ушам, а когда на меня кричат, я совсем соображать перестаю.
-Можно потише? -вежливо прошу я девку.
-Потише ей! Наглая какая! Понабирают тут не пойми кого! -увеличивает звук девка, -Ой, женщины, что ж она делает-то! Раковина до краёв уже! Кран-то поверни, дура деревенская!
Но я не могу уже даже попытаться сладить с чёртовой железякой, потому что мои руки дрожат, в голове шумит, мои щёки горят так, что я чувствую, как пульсирует прилившая к ним кровь. Я тупо смотрю, как вода неумолимо подбирается к краям раковины. Вот сейчас, сейчас она перельётся через край и весёленьким ручейком побежит по палате.
Чья-то рука ложится поверх моей дрожащей лапки, аккуратно снимает её с крана и легко закрывает его. В обратную сторону. Я смотрю на дрожащее озерцо в раковине, боясь поднять глаза на своего спасителя.
-Спасибо, Сергей Владленович, а то думали, всё, потонем тут, -о, какой мягкий и прямо сладкий голос у всё той же девицы.
Я догадываюсь, кто это, Сергей Владленович; он стоит совсем рядом, краем глаза я угадываю блеск всё того же фонендоскопа. Но проверять желания нет. Провалилась я и на этой работе. Не поднимая глаз, я обхожу владельца фонендоскопа и выбегаю в коридор.