Замороженный - стр. 30

Сползаю с кровати и плетусь в ванную. В коридоре встречаю папу.

– Доброе утро, ты чего так рано?

– Сейчас Сёма придёт, – говорю я.

Этого объяснения достаточно.

– Опять куда-то понеслись… – вздыхает папа.

Кататься на ватрушках оказывается и правда шикарной идеей: летишь по льду, вокруг сплошное голубое небо, снег в лицо. Мы успеваем наораться и насмеяться так, что у меня болят мышцы пресса. Вот это я понимаю «отвлечься», а не чужой язык себе в рот засовывать. Меня даже передёргивает, когда я вспоминаю вчерашний вечер.

Котик уезжает вместе со своим братом мужа тётки (или как там его), а мы с Семёном остаёмся вдвоём посреди реки.

– Пойдёшь со мной на концерт? – спрашивает друг, когда мы по льду бредём к берегу.

– Что ещё за концерт?

– Ну я говорил тебе. Наша местная рок-группа выступает в баре, помнишь?

– Ты разве не с Танькой идти собирался? – вспоминаю я.

– Она меня бросила, – говорит друг, даже не оборачиваясь.

– Что? Когда? – удивляюсь я. Мне казалось, она обожает Семёна.

– Вчера ночью.

– Подожди, ты серьёзно? Это из-за меня? – я останавливаюсь.

– Ну не из-за меня же.

Семён не обращает внимания на то, что я отстал, просто продолжает идти дальше. Поэтому я стою несколько секунд, а потом нагоняю его.

– Прямо так и сказала: «Бросаю тебя из-за Морозова»? – уточняю я. Может, он просто хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым?

– Типа того. Говорит: «Морозов твой – придурок».

– Ну и согласился бы.

– Я и согласился. Говорю: «Ну и? Что мне теперь с этим делать?» А она: «Перестань с ним общаться».

– А ты?

– Догадайся, – фыркает друг, – если Танька меня бросила, а я с тобой на ватрушках катаюсь.

– Блин, Сёма, прости. Мне так жаль, – расстраиваюсь я.

– Да ладно, Морозов, – отмахивается он. – Ты – моя деревянная нога.

– Какая ещё нога?

– Ну сам посмотри, – он кладёт руку мне на плечо. – Я – шикарный мужчина: красив, бесстрашен, благороден, с огнём в сердце и в волосах. Но! У меня есть деревянная нога – мой унылый и вечно недовольный друг. И нога эта никуда не денется. Так что даме моего сердца придётся полюбить меня целиком, так как есть.

– Очень мило, – ворчу я. – Я же и обидеться могу.

– Не можешь. Меня вообще-то Танька из-за тебя бросила.

Мы поднимаемся по лестнице на набережную, где уже полно гуляющих.

– Может, ей просто не нравятся пираты.

– Зови меня «капитан».

– Да, капитан, – усмехаюсь я.

– Я НЕ СЛЫШУУУ!

– Так точно, капитан!

Я уже жалею, что подыграл Семёну, потому что он обхватывает меня за плечи и, дирижируя свободной рукой, распевает на всю улицу: «Кто проживает на дне океана».

– Короче, Морозов, с тебя штука, – говорит он, закончив петь.

– За моральный ущерб?

– За билет.

– А ты не мог подешевле что-нибудь выбрать?

– А ты не мог вести себя повежливее? – передразнивает меня Семён.

– Ладно-ладно, я понял.

– Только оденься соответственно.

– Это ещё что значит? Ты же не заставишь меня подводить глаза чёрным и надевать парик длинных сальных волос?

– Так ты себе это представляешь, значит? Ладно, Морозов, если ты притащишься не в папином свитере, это уже можно считать успехом.

Вечером я захожу навестить Ксюху.

– Ваня! – радостно визжит она. – Смотри, что мне подарили мама и папа! – в руках у неё пара пушистых хомяков. – Это Чип и Дейл, – она пихает зверей мне в лицо, чтобы я мог рассмотреть их поближе.