Замок на скале - стр. 12
Там значилось:
«Дражайший брат наш Яков! Я стану молить за Вас небо и Вы всегда сможете рассчитывать на нашу поддержку, если как можно дольше задержите в своих пределах нашего доброго Генри Стаффорда. А уж если молодой Бекингем пожелает навсегда остаться в Шотландии и мы никогда не увидим его, то в Англии никто не наденет траура по этому поводу. Мы же сочтем себя Вашим должником вдвойне».
1
Рождественская ночь герцога Бекингема
Волынки стонали и гнусавили так, что Генри Стаффорд едва сдерживался, чтобы не выбежать из зала. Нет, он решительно не мог привыкнуть к душераздирающим звукам любимого инструмента шотландцев. Особенно сейчас, когда из-за мигрени у него раскалывалась голова, эти пронзительные завывания, лязг мечей и дикие выкрики пляшущих горцев вызывали у герцога адские мучения.
Отодвинув от себя блюдо с колопсом[10], он откинулся на спинку кресла и устало скомкал салфетку. Тут же откуда-то возник услужливый паж и с поклоном подал сверкающий таз с душистой водой для омовения пальцев, а расторопный стольник тотчас заменил тарелку. Генри усмехнулся: изысканность обихода двора Якова III странным образом сочеталась с варварскими ухватками вождей горных кланов, чувствовавших себя в королевском замке Линлитгоу так же непринужденно, как и в диких ущельях Хайленда.
Генри поглядел на короля. Маленький, бледный, с жесткими, напомаженными и завитыми в локоны волосами и острым носом, он уже изрядно подвыпил, и глаза его блестели, когда он созерцал дикую «пляску меча», которую отплясывали перед ним воины трех северных кланов. Конечно, Стюарт был доволен: даже старейшины его двора не могли припомнить, чтобы вот так, в танце, сходились вместе члены враждующих семей Мак-Ферсонов, Мак-Интошей и Мак-Кеев. Впрочем, вожди кланов, приглашенные на Рождество, торжественно поклялись не проливать крови, пока не закончится Господне перемирие[11] и они не вернутся в свои пределы. А пока их воины плясали у стоявших вдоль пиршественного зала длинных столов, при свете факелов, среди клубящегося над головами дыма, который завывающий за стенами замка ветер загонял обратно в трубы, отчего пламя в очаге стонало и приседало, мечась, как затравленный зверь.
Встречать Рождество в Линлитгоу пришлось неожиданно. Двор короля направлялся из любимой резиденции Якова III, замка Стерлинг, в Эдинбург, как вдруг разыгралась непогода, вынудившая их сделать остановку в этом замке над озером. А поскольку буря и проливной дождь, перешедший в снежную метель, не прекращались, было решено отпраздновать Рождество здесь. Правда, это помешало прибыть многим знатным лордам, которых Яков заранее пригласил в Эдинбургский замок, зато Линлитгоу стоял на пути двигавшихся с севера горцев, и теперь на пиру было гораздо больше клетчатых пледов, чем камзолов и рыцарских цепей. Впрочем, Яков до последней минуты слал в Эдинбург гонцов, в особенности когда стало известно, что сам надменный Арчибальд Дуглас, граф Ангус, решил вместе со всем семейством посетить короля на Рождество Господне, но из-за разыгравшейся непогоды от Дугласа не было никаких вестей. Король не мог решить – то ли ему поспешить к своему грозному вассалу с извинениями, то ли обидеться на то, что последний пренебрег его приглашением.
За стенами замка прогремели раскаты грома и налетел новый неистовый шквал. В окнах задребезжали стекла. Многие стали креститься, и лишь горцы били пятками в пол, отплясывая свой танец, как люди, привыкшие в своих краях к любым сюрпризам погоды. Под завывание ветра камин вновь дохнул дымом, его клубы взмыли к потолку, где в массивных, подвешенных на цепях люстрах металось колеблемое сквозняками пламя факелов.