Размер шрифта
-
+

Замок лорда Валентина - стр. 33

– Красива песня, – прошептал Валентин. – И у тебя прекрасный голос.

– А ты поешь? – спросила она.

– Ну… наверное.

Она протянула ему арфу.

– Теперь спой ты. Что-нибудь любимое.

Он растерянно повертел в руках маленький инструмент и сказал:

– Я не знаю никаких песен.

– Никаких? Ты должен знать хоть какие-нибудь!

– Похоже, что они все ушли из моей головы.

Она улыбнулась и взяла арфу.

– Я научу тебя. Только, не сейчас.

– Нет, не сейчас.

Он коснулся ее губ своими. Она хихикнула и крепко обняла его. Глаза его привыкли к темноте, и он более ясно видел ее маленькое острое лицо, яркие озорные глаза, блестящие растрепанные волосы. Он было подался назад до того, что могло случиться, смутно опасаясь, что придется брать на себя какие-то обязательства, но потом отбросил эти страхи. Была фестивальная ночь, и они желали друг друга. Он вспомнил как она стояла обнаженная под очистителем: мышцы и кости, кости и мышцы, только и мяса, что на бедрах да на ягодицах. Плотный сгусток энергии. Он видел, что она дрожит не от холода, не от ночной сырости. Он гладил ее руки, лицо, мускулистые плечи, маленькие сферы грудей.

Их тела двигались в нужном ритме, словно они уже несколько месяцев были любовниками и хорошо сработались.

Потом он в полудреме лежал в ее объятиях и слушал, как колотится его сердце.

– Мы останемся ночевать здесь, – прошептала она. – В эту ночь нас никто не потревожит.

Она погладила его лоб, отвела от его глаз мягкие желтые волосы и легонько поцеловала в кончик носа. Она была ласкова и игрива, как котенок. Все ее темное возбуждение ушло, сгорело в пламени страсти. А он был потрясен, оглушен, растерян. Да, для него это был внезапный острый экстаз. Но в момент этого экстаза он смотрел через ворота ярчайшего света в таинственную область без цвета, формы и субстанции и рискованно качался на берегу этого неведомого, прежде чем откатиться обратно в реальный мир.

Он не мог говорить. Не было подходящих слов. Он не предполагал, что акт любви вызовет такую дезориентацию. Карабелла, как видно, чувствовала его беспокойство, потому что ничего не говорила, только обнимала его, нежно покачивала, положив его голову к себе на грудь, и тихонько напевала.

И он постепенной волной ушел в сон.

Пришли сны – образы, грубые, страшные.

Он опять был в знакомой унылой пурпурной равнине. Те же насмешливые лица глазели на него с пурпурного неба, но на этот раз он был не один. Перед ним маячило темное лицо и тяжелое, давящее физическое присутствие, и Валентин знал, что это его брат, хотя в жестоком сиянии янтарного солнца он не мог разглядеть черты его лица. И сон проходил на фоне низкой плачущей ноты мысленной музыки, которая указывала на сон опасный, сон угрожающий, сон смертельный.

Двое мужчин встретились в страшной дуэли, из которой только один мог выйти живым.

– Брат! – закричал Валентин в ужасе и смятении. Он дергался и извивался и как бы плыл по поверхности сна и на миг воспарил было над ней. Но его тренировка была заложена в нем слишком глубоко, и он знал; человек не летит по снам, не отбрасывает их, испугавшись чего-то; он полностью входит в них и принимает их руководство; он встречается во сне с немыслимым, и уклониться от этого означает неминуемую конфронтацию и гибель человека наяву.

Валентин сознательно оттянул себя снова на границу между сном и бодрствованием и снова почувствовал вокруг себя злобное присутствие врага, брата.

Страница 33