Замок Дор. Прощай, молодость (сборник) - стр. 65
– В ту минуту, как это слово слетело с моих уст, я увидел экипаж, мчавшийся по дороге. И я побежал и начал кричать. У меня вырвался такой вопль! Я даже не узнал собственного голоса.
– Да! Это оттого, что в ту минуту ты родился заново: превратился из мальчика в мужчину. Совсем неожиданно – да? – ты вдруг смог подчинить себе лошадей.
– Я никогда не узнаю, как это произошло. Видишь ли, я родился на крошечном острове, где не было ни одной лошади – только несколько несчастных осликов, которые таскали наши повозки с рыбой.
– Однако в то мгновение ты почувствовал, что ты – повелитель лошадей!
– Я не знал этого – просто закричал. Но с тех пор меня действительно слушаются лошади – меня, который ни разу не сидел в седле! Даже теперь я не уверен, что смог бы ездить верхом. Но я могу им приказывать, мне стоит лишь прошептать. Мистер Бозанко может подтвердить это. Для меня это загадка.
Они немного помолчали, потом Линнет снова обратилась к своему возлюбленному:
– Слушай же. Положи голову мне на грудь и слушай, теперь моя очередь рассказывать. Когда экипаж бешено раскачивался, а обезумевшие лошади неслись по дороге, я приготовилась к смерти. Вцепилась в поручни и прощалась со всем миром. Я услышала твой крик, увидела фигуру твою черную на сверкающей дороге. Говорят, что в последнее мгновение перед утопающим мелькают воспоминания. Амиот, взгляни на меня и ответь. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты и я жили прежде – быть может, много раз, чтобы снова родиться, целоваться, вдохнуть в другого свою душу через уста, чтобы обладать друг другом и умереть? Подумай, любовь моя, и помоги мне, если можешь.
– Я не могу думать, Линнет, когда моя голова лежит у тебя на груди. Я только изумляюсь и мечтаю.
– Помечтай еще немного. Потому что мне нужно многое тебе рассказать. Ты помнишь, как потом лежал на дороге, а я склонилась над тобой и пыталась тебя разбудить, а кровь из моего пореза над бровью капала на тебя, так что даже дождь не успевал ее смывать, и над нами стояла туча, как натянутое полотно, и я склонялась над тобой, трогала тебя, взяла твою голову в руки? Но на самом деле – да, я это видела – я сидела где-то наверху, высоко, как на верхнем ярусе в театре; а ты, обнаженный, с голой грудью и бедрами, лежал в тени от занавеса. Лежал, вытянувшись на песке, на окровавленном песке. Потом все закончилось, и мы снова оказались в Замке Дор, и доктор Карфэкс подошел, чтобы помочь тебе. Но в ту ночь ты приснился мне, и я внезапно проснулась, словно в лихорадке. Мне снилось, что я иду к тебе по горящему мосту и путь мне преграждают. Я никак не могла до тебя дойти. Кажется, я кричала от муки, а потом вдруг проснулась, и рядом со мной лежал старик, и ноги его обжигали, как горящий мост.
Она склонилась над Амиотом, коснувшись его губ, и он притянул ее к себе, удивленно глядя в ее опечаленные глаза, пораженный тем, что она страдает из-за него в своих снах.
– У меня было не так, – сказал он. – С того самого дня я спал как убитый. Но когда просыпался, ты всегда была со мной – не важно, где я и что делаю, есть только ты, и ты мне улыбаешься, как тогда, когда нас разделял костер. Ты помнишь, мы пили из одного бокала, и я сломал свою скрипку о колено, зная, что отныне наделен небывалой силой и что она каким-то загадочным образом пришла ко мне от тебя. Ни у одного мужчины, ни у одной женщины, ни у одного зверя нет надо мной власти – я почувствовал это, когда ударил Фугеро. Словно в меня вселилась какая-то волшебная сила и благодаря ей мы ожили, ты и я. Без нее мы были бы просто обычными смертными, слепыми, глухими, немыми. Поцелуй меня еще раз, Линнет.