Замок Дор. Прощай, молодость (сборник) - стр. 48
Дорогие хозяин и хозяйка!
Я взял с собой несколько шиллингов. Остальное мое жалованье, пожалуйста, возьмите – оно в этих двух пакетах. Меньший предназначен для Зиллы. Я подумал, что лучше мне не прощаться с ней, да и с остальными тоже. Я бы не смог это вынести. Я поговорил только с лошадьми. Пожалуйста, передайте мой привет мисс Мэри и молодому мастеру Джонни и скажите им, что я всегда буду их помнить. Также передайте, пожалуйста, мои извинения доброму мистеру Трежантилю. За вашу доброту ко мне я благословляю этот дом, стоя на его пороге, перед тем как уйду, и молюсь о том, чтобы Бог был вечно милостив к нему.
Амиот
Накрыли к ужину, и на столе были конфеты-хлопушки. Миссис Бозанко с затуманенным взором собственноручно разложила их. Дети были в восторге.
– А почему опаздывает Амиот? – спросил Джонни, когда, наконец угомонившись, перестал хлопать в ладоши и подпрыгивать на своем стуле.
Его мать собралась с духом перед ужасным моментом:
– Амиота здесь нет, милые. Он посылает вам привет и поздравляет Мэри с днем рождения, желая ей счастья. Но его вызвали, и он ушел в море, как когда-то покинул его.
Потом, взглянув на их лица, миссис Бозанко впервые в жизни солгала:
– Но он обещал скоро вернуться и рассказать вам новые чудесные истории.
При этих словах она расплакалась.
На Джонни ее слезы подействовали мгновенно. Он никогда прежде не видел свою маму плачущей. Вскочив со стула, он подбежал к ней. Мэри же поднялась и пристально смотрела на них обоих. Она выглядела как маленькая трагическая актриса. Ее сухие глаза смотрели прямо в полные слез глаза матери, когда та подняла голову с плеча прильнувшего к ней мальчика; и, когда их взгляды скрестились, мать поняла, что она может ласкать мальчика и принимать его ласки, но в будущем ей придется иметь дело с женщиной: не просто с ребенком, тоже вышедшим из ее чрева, – но и с женщиной.
Это был один быстрый взгляд гладиатора. Шпаги впервые скрестились. Мэри повернулась к отцу:
– Если вы так представляете себе день рождения, вы двое, то я представляю его себе иначе! – И она вышла из комнаты.
– Куда она пошла, Зилла? – спросил фермер через какое-то время.
– Думаю, наверх, в свою комнату, сэр.
Но Мэри не поднималась в свою комнату. Она вышла прямо в темноту; позже там ее и нашел отец: она сидела на бревне, и тело девочки сотрясалось от душивших ее рыданий. Он поднес фонарь к лицу Мэри – оно не было мокрым от слез.
– Пойдем, детка, пойдем, моя дорогая…
Она позволила взять себя за руку, потом отдернула ее:
– Отец, отец! Ты же не мог быть таким жестоким!
Он уговорил Мэри войти в дом и подняться в ее спальню. Миссис Бозанко, услышавшая ее шаги, немного подождав, встретила мужа на лестничной площадке.
– Она немного успокоилась, – шепотом сообщил он. – Я ушел, чтобы она могла раздеться.
– Я должна пойти к ней и помириться, – сказала жена. – Отправляйся спать, дорогой. Возможно, я вернусь поздно. Мое дитя! Мое бедное дитя!
Прежде чем перейти со своей свечой на половину Мэри, она уложила Джонни. Внизу, в столовой, Зилла, согласно указаниям, потушила лампы; к ужину никто не притронулся. Через час, вспомнив, что в Корнуолле считается дурной приметой оставлять на ночь белую скатерть на столе, добрая женщина спустилась по лестнице и тихо как мышка убрала все: и праздничный пирог, и хлопушки, и все остальное. Так что вскоре после того, как она закрыла дверь столовой и прокралась обратно в свою мансарду, взошедшая луна, заглянув в щелочку между портьерами, осветила лишь пустой стол из полированного красного дерева и вазу с подсолнухами.