Замок Дор. Прощай, молодость (сборник) - стр. 11
– Я собираю вещи Амиота Тристана, – ответил он.
Вскоре матрос появился на палубе. В руке у него был узелок, под мышкой – самодельная скрипка.
– Без моего разрешения, hein?[8] Ну погоди, дружок, я покажу тебе, что значит дисциплина. А вот это – для начала!
Он выхватил у парня скрипку, сломал ее о колено и выбросил за борт – обломки тут же увлек за собой прилив.
– Вот так! – сказал Фугеро и, схватив узелок, поднял его вверх. – Что до этого барахла, то я оставлю его здесь. Или ты предпочитаешь, чтобы я его тоже выбросил за борт?
– Друг мой, – вмешался месье Ледрю, прикрыв глаза, словно во сне, но весьма четко произнося слова, – если вы настаиваете на первом или попытаетесь сделать второе, я отведу этого молодого человека прямо на таможню, а оттуда – в полицейский участок, где дам указание вызвать вас в суд. Потом мы найдем свидетеля, который все подтвердит. И в этом случае я вам не позавидую. Представляю, как вас встретят судовладельцы: ведь вы будете признаны виновным в жестоком обращении с людьми. К тому же их вряд ли обрадует счет, который будет выставлен за простой судна. Лично я не сторонник наказания, – спокойно продолжал старик. – Я нотариус, а не судья. Но я гораздо лучше, чем вы, знаю, как действует закон в таких случаях. – Он открыл глаза и взглянул вверх, словно пробудившись. – Так что для вас же лучше немедленно передать вниз этот узелок.
Фугеро с минуту размышлял, затем швырнул узелок матросу:
– Вот, брось его им – и скатертью дорога!
– Извините, – на этот раз голос месье Ледрю прозвучал сурово, – но вы передадите его своими собственными руками и очень бережно – да, очень бережно.
Узелок был передан вниз.
Когда он был принят со словами: «Благодарю вас», шкипер повернулся, чтобы обругать моряка. Но тут снова четко зазвучал властный старческий голос:
– Мы поднимемся немного вверх по реке, но к вечеру я вернусь. Какое-то время я буду жить в «Розе и якоре». Если поступят еще какие-нибудь жалобы на вас, то я их рассмотрю, и о них станет известно в Локтюди и на побережье. До свидания!
Пройдя около ста ярдов вверх по течению, они увидели, что на поверхности плавает скрипка Амиота, а рядом смычок. Но скрипка раскололась на две части, и починить ее было невозможно.
– Я обязательно куплю вам новую, еще лучше, – пообещал месье Ледрю, увидев на глазах у юноши слезы.
– Но я сделал ее сам, месье.
– Пожалуй, починить ее все-таки можно, – утешил его месье Ледрю. – Лично я не музыкант, но, как бы то ни было, вы не смогли бы сыграть на ней сейчас: во-первых, скрипка сломана, а во-вторых, вы же не можете грести и одновременно играть.
Во всяком случае, грести-то Амиот мог, это было очевидно. Мышцы у него на спине, вначале онемевшие, разогрелись и налились силой. Теперь весла двигались легче и увереннее.
Был сильный прилив, и они вошли в гавань. Пришлось лавировать между судами, стоявшими под погрузкой, и теми, что были пришвартованы, – на них должны были ставить мачты. Затем они повернули в излучину реки, пройдя под утесом, поросшим лесом, снова свернули – справа по борту показалась скала, – и постепенно шум и движение остались позади, перед ними примерно на три мили простиралась водная гладь, тихая и спокойная, как озеро грез.
С одной стороны над водой склонялись деревья, с другой стороны до опушки рощицы тянулась невозделанная земля, покрытая папоротником. Густые заросли кустарника, дикие вьющиеся растения, жимолость – все это отражалось в безмятежной поверхности воды и по мере усиления прилива, казалось, склонялось все ниже и ниже. Сюда не доносилось ни звука. Вдоль правого берега этого озера тянулась проселочная дорога, заросшая дикой валерианой. Из леса появилась цапля (единственный признак жизни), она летела медленно и так низко, что в водном зеркале отражалось каждое движение ее крыльев. Вдалеке виднелся поросший лесом мыс, голубовато-зеленый в тумане, – по-видимому, там озеро кончалось.