Замки на их костях - стр. 45
– Скажите, Ваше Величество, вы уже привыкли к жизни здесь, в Темарине? – спрашивает герцогиня Бруна у Софронии, откинувшись на спинку кресла, пока ее горничная – Виоли, девушка из Бессемии – наливает чай в три изящные фарфоровые чашки, расписанные золотыми солнцами, символом королевской семьи Темарина. Герцогиня Бруна – сестра покойного короля, о чем она любит напоминать людям при любой возможности.
– О, думаю, вполне, – отвечает ей Софрония, поднимая чашку, чтобы сделать глоток чая. – Поскольку мы с Леопольдом были обручены с младенчества, моя мать позаботилась о том, чтобы я выросла как в бессемийских, так и в темаринских традициях. Как ни странно, когда приехала сюда, мне показалось, словно я вернулась домой. И, пожалуйста, зовите меня Софи. Теперь мы семья, не так ли? – спрашивает она, предлагая герцогине Бруне улыбку, которую можно было бы назвать бесхитростной, если бы она не потратила бесчисленные часы перед зеркалом, репетируя ее.
Герцогиня Бруна наклоняется через стол, чтобы погладить Софронию по руке:
– Какая ты милая девушка, Софи. И ты должна называть меня тетя Бруна, как и Леопольд. У тебя в Бессемии нет тетушек или дядюшек?
– Боюсь, что нет. Оба моих родителя были единственными детьми.
– Понятно, – с ухмылкой произносит герцогиня Бруна, откидываясь назад и глядя на королеву Евгению. – Так говорит твоя мать, хотя из того, что я слышала, никто даже не знает, кем были ее родители. У нее могли быть братья и сестры по всему континенту, и никто не узнал бы.
– Не будь такой гадкой, Бруна, – говорит королева Евгения. – Императрица Маргаро – мать Софронии и бабушка моих будущих внуков. Я не потерплю грубых замечаний.
Герцогиня Бруна закатывает глаза, а королева Евгения делает вид, что не замечает этого, и успокаивающе улыбается Софронии. На протяжении многих лет Софрония слышала о своей матери гораздо худшие вещи, но она тронута попытками вдовствующей королевы защитить ее от них. Она помнит слова королевы Евгении на свадьбе: когда она стала молодой королевой при чужом дворе, люди относились к ней жестоко. Теперь она заботится о том, чтобы Софронии было легче.
«Начни сеять напряжение с нее». Слова императрицы возвращаются к Софронии вместе с уколом вины, который она быстро отталкивает. Да, королева Евгения была к ней добра, но Софрония верна только Бессемии.
– Эти пирожные выглядят чудесно, тетя Бруна, – говорит Софрония.
Она берет с расписной фарфоровой тарелки одно из них, размером с наперсток, и поднимает его, чтобы рассмотреть. Оно нежно-матовое, напоминает розовую розу в самом ее цвету. Когда Софрония откусывает кусочек, то чувствует вкус розы с намеком на что-то еще. Может, фисташки? Она останавливает ход этих мыслей. Когда мать обнаруживала Софронию прячущейся на кухне с кондитером, то всегда говорила, что выпечка – неподходящее времяпрепровождение для принцессы. И, по всей видимости, королеве это занятие подходит еще в меньшей степени.
– Я получила письмо от моей сестры Беатрис, – продолжает Софрония, глядя на королеву Евгению и вспоминая письмо, которое она еще не расшифровала. – Она говорит, что пирожные в Селларии просто удивительны. Это так?
– Вовсе нет, – без промедления отвечает королева Евгения. – Все в Темарине намного превосходит то, что можно найти в Селларии.